Тайна могильного креста

— Дружина сейчас не готова, — голос князя Михаила звучал глухо. — Вот соберемся… Да и Мазовецкого надо подождать. Одни можем и не осилить. — И, не поднимая глаз, закончил: — Сейчас я ничего не могу сделать.

Аскольд молча поклонился, едва сдерживая бушующие внутри гнев и отчаяние, и вышел из гридницы.

Меченый, ожидавший его на крыльце, понял все сразу.

— Не печалься, друг. — Он похлопал Аскольда по плечу. — Подымем дружину сами.

Добровольцы нашлись. Несмотря на все увещевания и угрозы старших, две сотни черниговцев решили пойти козельцам на выручку.

— Мы не можем бросить братьев в беде, — сказали они. — Пусть падет кара на голову тех, кто забывает своих!

Купечество не пожалело средств на обеспечение отряда.

Прощались тихо. Меченый, когда жена подняла на него умоляющие, полные слез глаза, только и сказал ей:

— Если что… сына Аскольдом назови. — И со всех сил стегнул коня, чтобы не видеть ее слез.

Глава 15

А в Козельске сухими, без слез, глазами плакала Всеславна, глядя с крепостных башен на пустынную дорогу. С каждым днем уменьшалась надежда на помощь, на возвращение любимого человека. И все упорнее был враг, все настойчивее его штурм.

Татарам удалось все-таки подтащить свои адские машины. Затрещали городские стены. А помощи все не было, напрасно взирали козельцы на спасительный запад. И другой враг все крепче брал за горло костлявой рукой — голод. Таяли запасы, которые так берег воевода. Но никто не предложил просить у врага пощады, никто не сказал худого слова, не бросил на воеводу осуждающего взгляда. Бились насмерть, не отступая, стояли твердо. Кончилась смола, кончились камни — пошли в ход жилища. Бревнами били заклятого врага…

В этот день княжна, по обыкновению, устроилась у знакомой бойницы. Ее внимание привлекла необычная суета, царившая в лагере врага. Женщины ловили и седлали лошадей, ребятишки притихли и попрятались в юртах. Татары явно готовились бежать с насиженного места! На горизонте высоко в небо взметнулись столбы черного дыма. Неужели сбылось? Сердце девушки забилось от радости. Хотелось закричать во весь голос: «Идут! Идут!» Она бросилась вниз, чтобы обрадовать земляков, но опоздала. Город уже ликовал.

Громом средь ясного неба обрушился на лагерь врага отряд урусов. Пламень и треск костров, тяжелые клубы дыма, стоны раненых увеличивали смятение и растерянность. Громкий отчаянный крик, словно удар урусского колокола, поднял хана с постели.

— Коловратка пришел! Беги, хан!

Натянув мягкие тупорылые сапожки и накинув на ходу халат, Батый бросился к выходу. Птицей взлетел в седло и понесся к стоянке Субудая. Тот сидел на низеньком табурете, а слуги, пыхтя, натягивали ему на кривые ноги обувку.

Увидев спокойное лицо полководца, хан несколько расслабился.

— Мне сообщили, что появился Коловрат! — сказал Батый, дернув щекой.

— Откуда? — Субудай усмехнулся. — После того как урус ускользнул от нас, я приказал усилить посты на той стороне. Если они не засекли противника, значит, прошел небольшой отряд. Только он и мог ускользнуть от глаз моих соколов.

Батый облегченно вздохнул.

— Что предпринял?

— Я послал «бешеных», их повел отважный Шейбани.

Однако напрасно хан успокоился. «Бешеные» не смогли остановить Аскольда с товарищами. Их отчаяние и дерзость внушали такой страх татарскому воинству, что оно отступало, открывая путь к городу.

Сеча приказал спешно готовить встречный отряд к выходу из города. Вот створки ворот задрожали, двинулись в разные стороны. Давно рвалась русская сила выйти в чистое поле да померяться с врагом силами. И вышла, и ударила! Закачалась земля под ногами захватчиков. Дрогнули прославленные ханские воины, на счету которых побед было, как звезд на небе. Молчаливые решительные урусы так остервенело рубили и кололи врага, что казалось, никакая сила не устоит перед ними. Татары, считавшие, что козельцы измотаны, обессилены от голода и не способны на подвиги, бросили оружие и пустились наутек.

Субудай нервно закусил толстую губу желтыми искрошенными зубами. Хан, видя, что фортуна отвернулась от него, гневно, с издевкой, бросил багатуру:

— Их мало!

Субудай неторопливо повернул голову:

— Радуйся, хан, что их столько.

Батый заскрипел зубами. Конь под ним заплясал.

— Чему радоваться? Позор! Позор!

Все вокруг замерли. Хан осадил лошадь, его рука медленно потянулась к сабле, пальцы с хрустом сжали позолоченный эфес.

— Урррагх! — вдруг завопил он, вырывая из ножен оружие.

От удара апайкиконь[32] взвился на дыбы и понесся вперед, словно стелясь над землей. Следом бросились преданные тургауды. Орлами налетели они на урусов. Дрогнули урусы. Начали ломать свои ряды. Хан самодовольно расхохотался. Пусть знает эта старая кляча, что и без него есть кому вести доблестных воинов к победе!