Тайна монаха Алдо

Глебов качнулся, обхватил голову руками и закрыл глаза. Ни думать, ни шевелиться не хотелось. Мысль о том, что Андреа знала, или догадывалась о смерти, не вмещалась в голову, накрывала своей неправдоподобностью. Глебов пытался отогнать эту мысль, забыть, отретушировать, но она ровными строчками электронного письма стояла перед глазами. Каждая буква впивалась теперь острой иглой в мягкую плоть тела и вызывала физическую боль. Боль потери. Боль важного, но упущенного навсегда шанса увидеться и поговорить с человеком, которому многим обязан.

Какое страшное слово смерть …

***

Пастор закончил речь, сделал шаг к могиле, со словами Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху взялся за лопатку, бросил с нее на гроб, укрывшийся в глубокой яме, мокрую землю и отошел в сторону, дав родственникам и друзьям возможность попрощаться с покойной. Трое племянников, образующих линию близких родственников, а, значит, и наследников, принимали соболезнования от нотариуса, бывшего здесь по долгу службы, женщин-подруг, соседок, а также незнакомого иностранца, не приходящегося покойной ни дальним, ни тем более близким родственником. На похороны он успел прилететь по приглашению нотариуса Яна Вунден, да и без приглашения тоже бы прилетел. С Кантор его связывали не только соседские отношения, но встречи в больнице, где Глебов лежал после тяжелой аварии, совместная поездка в Шри Ланку, длинные беседы долгими вечерами, невольно соединившие двух разных людей.

Дальнейший сценарий, завершающий печальный день, был известен. Присутствующие на похоронах родственники собирались отправиться в опустевшую квартиру Андреа, чтобы помянуть покойную. Там уже ждали жены племянников, не успевшие или не захотевшие из-за плохой погоды или по какой другой причине, прийти на кладбище. Напитки, закуски и обслуживание печального мероприятия – все было заказано накануне и теперь ожидался семейный вечер в осторожных расспросах и предположениях о размере наследства. Назавтра трое наследников были приглашены к десяти утра в нотариальную контору на оглашение завещания. Родственники, племянники Андреа Кантор по линии мужа, мысленно делили старинную мебель, ценные картины, существенные денежные вклады и взвешенно прикидывали, какую часть главного недвижимого сокровища покойной – просторной, весьма дорогой квартиры, смогут они получить при выгодной продаже. В их головах мелькали трехзначные цифры с многочисленными нулями, медленно, но верно оседающие в их карманах. Такие мысли были приятны, располагали к хорошему настроению, заставляли забыть о печальной причине сегодняшей семейной встречи. К вечеру, обсудив наследственные вопросы, гости отправились ночевать в заранее заказаную гостиницу: квартира хоть и была большой, всех гостей вместить не могла. К тому же в ней явно витал запах умершей хозяйки.

Наутро племянники с женами опять собрались в доме покойной. Ключи от дома они получили накануне в больнице вместе в вещами – Андреа Кантор, почувствовав себя плохо, смогла вызвать скорую помощь и позволила отвезти себя в больницу. На кухне, соединенной с просторной столовой коротким коридором, наследники приготовили кофе из единственной пачки кофейных зерен, найденной в шкафу бывшей хозяйки дома. На большом столе в столовой лежали горкой в плоском блюде, предназначенном для рождественского гуся, булочки и бутерброды, купленные в ближайшей булочной. Впрочем, на несответствие посуды и ее содержимого никто не обратил внимания – в головах присутствующих бродили совсем другие мысли. Завтрак прошел в осторожно-дружеской атмосфере: с утра все были трезвые и никто конкретно не заговаривал о размере наследства, хотя накануне, после нескольких бутылок красного вина, предположения высказывались более откровенно.

После семейного завтрака родственники вывалились толпой из дома и расселись по машинам, чтобы отправиться к главному и приятному событию, ставящему жирную точку в прощании с покойной – оглашению завещания. Лица их не выражали ни радости, ни печали, были сосредоточены, чтобы не вынести наружу истинные чувства – радостное ожидание и уверенность в своей исключительности на самую большую долю денежного эквивалента. В самых же глубинах каждого из них наглыми ростками репейника выпирала надежда на получение квартиры Кантор в единоличное пользование.