Звон прекратился так же неожиданно, как и начался. Наступила полная тишина. Ребята прислушивались еще несколько минут, а потом вздохнули с облегчением.
— Наконец замолкли, — сказала Энн. — Я их просто возненавидела. И с чего они вдруг зазвонили в такую темную ночь? Пойдем поскорее, поищем ферму Голубой Пруд. Мне очень не хочется заблудиться в такой темноте, да еще и колокола эти звонили ни с того ни с сего!
— Пошли, — согласился Дик. — Давай держаться поближе к изгороди, тогда мы наверняка выйдем куда-нибудь. Зачем нам блуждать по пустоши?
Он взял Энн за руку, и они пошли вдоль изгороди. Наконец они дошли до какой-то тропинки и дальше зашагали уже по ней. Тропинка вывела их на дорогу, уже не такую углубленную, как прежде, и вскоре они увидели впереди огонек. Как они обрадовались!
— Наверное, это ферма Голубой Пруд, — предположил Дик. — Пошли, Энн, уже недалеко. Они подошли к невысокой каменной ограде и, пройдя вдоль нее, очутились у сломанной калитки. Она со скрипом приоткрылась, Энн протиснулась в нее и попала ногой в огромную лужу.
— Черт возьми, — воскликнула она, — теперь я совсем промокла! Мне даже кажется, я свалилась в Голубой Пруд.
Но это была всего лишь лужа. Они обошли ее и, ступая по жидкой грязи на тропинке, подошли к маленькой двери в каменной стене. Дик подумал, что это, вероятно, задняя дверь. Рядом с ней было окно; в нем-то и светился огонек, который они с такой радостью увидели издали.
У огня сидела старушка. Она что-то шила, низко наклоня голову. Стоя у двери, ребята хорошо видели ее через окно.
Дик поискал глазами звонок или дверной молоток, но ни того, ни другого не было. Тогда он постучал кулаком. Никто не ответил. Дверь по-прежнему была закрыта. Они снова посмотрели на старушку у лампы — она все шила.
— Может быть, она глухая? — предположил Дик и заколотил в дверь еще громче. Старушка спокойно продолжала шить. Наверное, она действительно была глухая.
— Так мы никогда не попадем в дом, — нетерпеливо бросил Дик. Он подергал ручку двери — она вдруг открылась!
— Мы просто войдем и представимся, — сказал Дик и вошел в дверь. Ступив на истертый половичок, он очутился в тесном коридорчике, который заканчивался лестницей, крутой и узкой.
Справа находилась дверь, она была приоткрыта. За нею-то и была комната, в которой сидела старушка. Сквозь щель в приоткрытой двери пробивалась полоска света.
Дик отворил дверь и смело шагнул в комнату, а Энн последовала за ним. Но старушка так и не подняла головы. Только сновала в ее руках иголка, казалось, она больше ничего не видела и не слышала. Дику пришлось подойти к ней поближе, чтобы она наконец заметила, что в комнате кто-то есть. И вот тут-то она и подскочила в таком испуге, что стул ее упал на пол.
— Извините, — виновато произнес Дик: он так расстроился, что напугал старушку. — Мы стучали, но вы не слышали. Старушка молча смотрела на них, прижав руку к сердцу.
— Как же вы меня напугали, — сказала она. — Откуда вы здесь взялись в такую ночь?
Дик поднял стул, и она уселась на него снова, все еще тяжело дыша.
— Мы долго разыскивали это место, — объяснил Дик. — Это ведь ферма Голубой Пруд? Не могли бы мы переночевать здесь? И еще двое ребят?
Женщина указала пальцем на ухо и покачала головой.
— Глухая, как тетеря, — сказала она. — Нет смысла говорить мне что-нибудь, мой милый. Я полагаю, вы заблудились.
Дик молча кивнул.
— Здесь вам оставаться нельзя, — сказала старушка. — Мой сын не потерпит, здесь никого. Вам лучше поскорее уйти, пока он не вернулся. У него отвратительный характер.
Дик покачал головой. Он указал пальцем на темное, покрытое потоками дождя окно, затем на мокрые башмаки и одежду Энн. Старуха догадалась, что он имеет в виду.
— Вы заблудились, устали и промокли, и вам совсем не хочется, чтобы я выставила вас из дома, — сказала она. — Но ведь все дело в моем сыне. Он не любит, когда приходят посторонние.
Дик снова ткнул пальцем в Энн, а потом на диванчик в углу комнаты. Потом показал жестом, что сам он уйдет. И опять старушка сразу поняла его.
— Ты хочешь, — чтобы я приютила твою сестричку, а сам уйдешь? — спросила она.
Дик кивнул. Про себя он подумал, что без труда найдет какой-нибудь сарай или амбар, где и заночует. Но Энн должна остаться в доме.
— Мой сын не должен видеть ни тебя, ни ее, — старушка потащила Энн к какой-то дверце, за которой, как подумала Энн, находился шкафчик. Но когда дверь открылась, за ней оказалась крутая деревянная лестница, ведущая куда-то вверх, под крышу.
— Иди наверх, — сказала старушка Энн, — и не спускайся, пока утром я тебя не позову. Если мой сын узнает, что ты там, беды не миновать.
— Поднимайся, Энн, — велел Дик, но ему было тревожно. — Не знаю, что там наверху, но если уж совсем плохо, то спускайся назад. Посмотри, может, там есть окно, тогда покричи мне, чтобы я знал, что у тебя все в порядке.