Акробатический прыжок, и скатанная в узел потрепанная одежда очутилась за высокой статуей; там узел можно было обнаружить только при самом дотошном обыске. Вперед, нельзя терять ни секунды! Внутрь, в пустой саркофаг в дальнем углу комнаты; и наконец, отталкивающая резиновая маска скрыла краснощекое лицо констебля Смита, мои руки застыли и прижались к бокам, пальцы скрылись в бинтах, и я стал мумией давно умершего египтянина — с аккуратным кожаным саквояжиком под изогнутой спиной. Быстрая работа, могу вас заверить; но со временем к такому привыкаешь. Вскоре вернулся швейцар. Он не видел, чтобы я выходил из зала; однако, как я и ожидал, не мог быть абсолютно уверен, что я не ушел. Он подозрительно огляделся по сторонам; меня это не испугало. Настоящее испытание началось несколько часов спустя, когда полицейский принялся осматривать с фонарем саркофаги.
Свет упал на мои резиновые черты, и мое сердце, казалось, на миг перестало биться.
Но глупый констебль удовлетворился этим осмотром. Я услышал его шаги, удаляющиеся в направлении двери, и стал ждать. Он поднялся по лестнице, выключил свет в этрусском зале, и тогда… Я выскочил из саркофага и спрятался в нише у подножия лестницы. Вдруг я громко кашлянул. О ужас! Полицейский сбежал по ступенькам с такой скоростью, что вылетел на середину зала. Он начал вновь светить фонарем в саркофаги; но не успел он осмотреть все, как я был уже наверху, в римской галерее!
Без электрического света в этрусском зале, находившемся, как уже сказано, в подвальном этаже, было достаточно темно. Однако ночь выдалась лунная, и я знал, что сумею найти дорогу в римской галерее и без искусственного освещения. Я заранее ознакомился с расположением выключателей и потому без труда погасил свет, затем пробрался между римскими изваяниями к высокой колонне, поднимавшейся почти до величественного потолка галереи и украшенной резной капителью.
План, как вы понимаете, был разработан заранее; но должен сказать, что наверх я забрался с большими усилиями. Я весь сжался на верхушке колонны, держа в зубах ручку бесценного саквояжа; в этот момент внизу промчался сержант и чуть не столкнулся с констеблем, взбежавшим по лестнице из этрусского зала.
Поспешное совещание — а затем зажегся свет и сержант засвистел в свисток. Глупость, конечно; все шло так, как я рассчитывал. Из всех залов музея сбежались полицейские. Я был утомлен подъемом, но мне предстоял еще один акробатический трюк.
Верхушка колонны находилась не так далеко от каменной балюстрады площадки первого этажа, на которую выходит египетский зал. Вдоль стены римской галереи, футах в четырех под потолком, проходит узкий карниз шириной примерно в одиннадцать дюймов. Я осторожно перебрался с колонны на карниз — с другого конца помещения меня не было видно — и, прижимаясь к стене, достиг балюстрады. Констебль Смит, услышав призывный свист сержанта, покинул свой пост и спустился в римскую галерею; прежде, чем он вернулся в египетский зал, мой новенький ключ открыл одну из витрин и я спрятался в деревянном футляре из-под мумии; маленькая стальная булавка помешала замку защелкнуться и оставить меня взаперти.
Бедный констебль Смит! Мне жаль было так обойтись с ним… Двери были заперты, и минут через десять, когда он проходил мимо, я выбрался из витрины и последовал за ним; благодаря тонким льняным бинтам на ногах я беззвучно скользил по деревянному полу. В руке я держал наготове платок, смоченный жидкостью из пузырька, который я предусмотрительно спрятал в бинтах.
Я уперся коленом в спину Смита и сжал его руки; этот прием вам за песету покажут в любой трущобе Танжера. Он был мускулист и яростно боролся с невидимым противником; но платок был все время прижат к его носу и рту, и недолгие приглушенные крики, по счастью, никто не услышал. Через несколько минут констебль лишился чувств. Теперь необходимо было действовать быстро — я должен был подготовиться к визиту инспектора. Пришлось опустить футляр на пол; после я спрятал внутри тяжелое связанное тело, вновь поставил футляр вертикально и запер стеклянную витрину. Как только дело было сделано и я переоделся в форму костебля, в замке звякнул ключ инспектора. Ах! волнующая профессия!
Все остальное было ерундой. В моих желтых бинтах были спрятаны нужные инструменты, в кожаном саквояже лежала поддельная ваза Риенци. Круглая стеклянная крышка витрины, правда, никак не поддавалась. Она оказалась такой толстой и прочной, что я пять раз бросал работу и прятал инструменты перед ежечасными визитами инспектора. Около шести утра бедный констебль Смит начал стонать; еще одна доза снадобья успокоила его на час или два.
Утром я вышел из музея вместе с другими полицейскими. Ваза Риенци была спрятана у меня в шлеме.
Осталось досказать немногое. Конечно, детективы пытались распутать дело. Ха! я достаточно опытен и следов не оставляю! Так поступают только любители!
О размерах моего гонорара и условиях его выплаты я известил дирекцию в частном порядке.