Тайна музыкальной шкатулки

Это Марьям терла запястья!

Девушка оцепенела: неужели ее кожа покрылась фарфором?

Ужаснувшись, она вновь постучала руками друг о дружку, но услышала лишь звуки, напоминающие звон битой посуды. Тело же не болело, какими бы сильными ни были удары. Яростно она ударила ладонями, чтобы ощутить живой отклик, но боль откликалась легким прикосновением перышка.

Она била себя по ногам и лицу до изнеможения и, наконец, поняла, что внутри осталась живой девушкой, на которую давили серебряные нити, а снаружи покрылась тонким слоем фарфора, через него просвечивались синяки на коже, они ужасно болели.

Нелли дотронулась до ручек дочери и пятна исчезли.

– Моя маленькая девочка, всегда улыбайся!

Марьям как заведённая игрушка, приподняла уголки губ, обнажая ровные зубы. Красивое личико озарила нелепая улыбка.

Пусть внутри тело болело в фарфоровых тисках, но она будет смеяться, если так хотела заботливая Нелли.

Отныне Марьям всегда улыбалась, как желала того мать, но не могла остановить слезы, что частенько выбегали на мертвые фарфоровые щёки.

«Вот бы тело не чувствовало, а лучше умерло под фарфором!» – мечтала девушка, но рисовала вечную улыбку на искусственной оболочке, как того хотела мать.

К слезам дочери Нелли относилась странно. Она не жалела и не утешала, и без сочувствия вытирала платком ее мокрое лицо. Нити на запястьях равнодушная мать затягивала сильнее, и Марьям страдала и плакала все горше и горше.

* * *

С каждым днём болезненнее и мучительнее жилось Марьям в фарфоровых тисках. Она заметила, что ручки и ножки навсегда приобрели бледно-розовый оттенок, и он не смывался, даже когда мать дотрагивалась до них. Это были разводы крови на истерзанных руках под оболочкой, что смешалась с фарфором и приобрела такой цвет. Нелли же он очень нравился.

– Моя красавица, моя любимая доченька! – Неустанно повторяла она. – Ну, вот твоя комната вновь ожила! Посмотри, рядом твои сестры-подружки!

Нелли указала на плачущую куколку и другие фарфоровые статуэтки.

– Здесь я оставлю твои башмачки! – Она поставила красные туфельки рядом с деревянной крестовиной. – Если захочешь, можешь присоединиться к ним, милая! Я тебя, конечно, не заставляю, но если станет грустно, надень башмачки и обретёшь покой! Твои сестры с радостью примут тебя! Обещаю, ты будешь самой великолепной!

Нелли оставила Марьям одну, а та заметила, как белоснежное платье на груди постепенно становилось ярко-красным: сердце устало биться в фарфоровых тисках и просилось наружу.

Девушка измучилась, и слезы градом покатились по улыбающемуся фарфоровому лицу.

Может, надев красные башмачки, тело, наконец, умрет? Она не будет ничего чувствовать, как и застывшие куколки, ее сестры? Выбирать было нечего, потому уставшая и обезволенная девушка решила надеть теперь уже ненавистные туфельки.

Страшно было Марьям даже притронуться к красным башмачкам, но ведь того желала дорогая матушка.

Как обрадуется Нелли, когда заметит, насколько преданная и верная ее плачущая дочь, что смеялась над болью! Остальные лишь ее тени.

Марьям осторожно и боязливо, просунула ножки в фарфоровые туфельки. Мысленно она попрощалась с миром и жизнью, не зная, что ждёт ее впереди.

Башмачки оказались, как по ней сшиты!

Сначала девушка ничего не почувствовала, но через секунды ощутила, как окончательно онемели и обездвижились стопы, затем голени и колени.

Фарфор врос в ее плоть, уничтожив живое тело. Марьям поместили в глыбу льда, где она не могла пошевелить губами. Они застыли в счастливой улыбке, за которой скрывалась боль от порабощения и безволия.

Остались неизменными лишь стекающие на фарфоровые скулы слёзы, и Марьям осознала, что это было желанием Нелли – названной матери, что держала ее узницей в своей мастерской.

Серебряные ниточки по волшебству развязались с запястий и щиколоток, а концы их закрепились на деревянной крестовине.

Теперь в коллекции лесной колдуньи стало одной куклой больше.

На крестовине висела прилежная куколка-марионетка улыбающаяся для всех, сквозь слезы на фарфоровых щеках.

Марьям глядела кукольными глазами на своих сестер и не слышала их. Они давно умерли внутри фарфора, а много недель назад, когда звали на помощь, она могла их спасти…

Дверь, ведущая в мастерскую, открылась, и Марьям заметила, как по ступенькам спускался кто-то очень низенький, массивный, безобразный и страшный.

Это была старуха, которую однажды в окне увидела девушка.

Когда Марьям превратилась в куклу, скрывать настоящее лицо было ни к чему.

Старуха подошла к крестовине и равнодушно уставилась на куклу. Неужели она настолько была уверена, что ей удастся приручить Марьям?!

Но какие сложности могли возникнуть, если она далеко не первая ее куколка?

Колдунья что-то прошептала беззубым ртом, и крестовина стала двигаться, как ей хотелось.

Заколдованная Марьям, плача от боли, репетировала некий танец.

У колдуньи созрел план – она хотела устроить представление в городе на площади, под названием "танцующая фарфоровая куколка".

Пока же Марьям репетировала, старуха шила для нее платье, и когда наряд был готов, злодейка приступила к подготовке.