Тайна наложницы

– Скоро звезды заблестят ярче, станет светлее, – тихо сказала она, не оборачиваясь.

– Как же ты видишь дорогу? – спросил художник. – Она знакома тебе?

– Знакома. Там, впереди, заветное поле. В ночь полнолуния женщины собираются здесь для свершения древних таинств Деметры…

– Ты участвовала в Фесмофориях? Я смотрел на них не раз, но тебя не видел…

– Не заметил меня, – с легким упреком поправила молодая женщина. – Правда, я участвовала не каждый год. А на заветное поле, поверь, тебя бы не пустили, так как только женщинам и только молодым разрешен туда доступ в ночь великого праздника.

– После бега с факелами?

– Да, после бега с факелами жрицы Деметры выбирают двенадцать из нас. Для непосвященных празднество заканчивается, а мы, нагие, бежим глубокой ночью те тридцать стадий, которые отделяют поле от храма.

– И что же совершается на поле?

– Этого нельзя рассказывать, это – женская тайна. Все мы связаны клятвой… Но она запоминается на всю жизнь. И бег по полю нельзя забыть: ты бежишь под яркой высокой луной в безмолвной ночи рядом с быстрыми и красивыми подругами. Мы мчимся, едва касаясь земли, а все тело звенит, как струна, ищущая прикосновения богини. Ветки мимолетно касаются тебя, ветерок ласкает разгоряченное тело… Остановишься, а сердце так бьется… Раскинешь руки, вздохнешь глубоко-глубоко, и кажется – еще миг, и унесешься вдаль, в запах травы, леса, далекого моря, и растворишься в лунном свете, как исчезает соль, брошенная в воду, как разносится ветром легкий дымок очага… Нет ничего между тобою и матерью-Геей… Ты – Она, а Она – ты.

Ананке умолкла, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. Справа стеной темнела опушка рощи. С севера чуть виднелась нечеткая полоса деревьев, ограничивающих поле. Сияние за горой угасло, все кругом затихло, только доносился едва слышный шелест листьев. Звезды, горевшие в глубине черного неба, проливали на землю нежный свет тишины и уединения. Ипполит ясно различал стоящую рядом Ананке, но ничего не видел уже в нескольких шагах. Они стояли, прислушиваясь к ночи, накрывшей их своим непроницаемым покрывалом, потом медленно свернули с тропинки в поле. Много раз вспаханная земля была пушистой, сандалии глубоко погружались в нее. Наконец они оказались примерно в центре поля.

Молодая женщина остановилась, глубоко вздохнула и бросила на землю свой плащ, знаком дав понять художнику, чтобы он сделал то же. Ипполит повиновался. Обнаженная Ананке выпрямилась и, подняв руки к затылку, распустила волосы.

Ипполит бросился на колени, его руки скользнули по гибкой спине, почти сошлись на талии и вновь разошлись на бедрах, очертив дивные линии тела возлюбленной. Ваятель прижался лицом к животу, откинулся назад и, не опуская рук, с молитвенным восхищением глянул вверх, в лицо Ананке, поклоняясь ей как богине. Девушка молчала, ее пальцы сжимались и разжимались, лаская волосы Ипполита, скользили по его затылку, плечам… От влажной вспаханной земли шел сильный свежий запах. Казалось, сама Гея, юная, полная плодоносных соков жизни, раскинулась в могучей истоме…

Ипполит почувствовал в себе силу титана. Каждый мускул его мощного тела приобрел твердость бронзы. Он схватил любимую на руки, поднял ее к сверкающим звездам, бросая вызов равнодушной вечности живым огнем красоты Ананке.

Горячие руки обвили его шею, громадные, ставшие совершенно черными глаза заглянули в самую глубину души, жаркие губы слились с его губами, и звездное небо исчезло. Земля приняла обоих на свое просторное мягкое ложе… Тесно соприкоснувшись нагими и вытянутыми, как струны, телами, дрожа от страсти, они долго лежали без движения, в нескончаемом поцелуе, потрясенные острым наслаждением близости.

Лицо Ананке стало строгим от сдвинутых бровей и расширившихся ноздрей. Губы молодой женщины раскрывались под губами Ипполита. Наконец их языки нашли друг друга и сплелись в неутолимом стремлении к безраздельному слиянию.

Ананке вздрогнула, отняла губы в попытке освободиться и попыталась сжать колени, сопротивляясь разъединяющему их колену Ипполита. Рот ее страдальчески искривился, веки опустились…

Ипполит сдавил ее своими могучими руками, прижал гранитным телом олимпийского борца. С умоляющим стоном Ананке раскрылась навстречу его желанию.

Пламенея от страсти, она зашептала:

– От твоих поцелуев кружится голова. Они околдовывают и завораживают… Кажется, что я преображаюсь вся… преображаюсь для тебя…

Ипполит знал это… Оттого и не могли забыть его даже самые избалованные и искушенные гетеры, именно преображаясь в его объятиях. Страсть жаждущего красоты художника множилась от каждого изгиба прекрасного тела, стремилась впитать, запечатлеть каждое движение, вспыхивала тысячами прикосновений и поцелуев. Ипполит заново создавал, лепил тело Ананке, губами, руками, всем своим существом постигая изменчивые переливы его форм и линий.