– Я должен дать присягу. Я и Квинт…
– Да, точно… Я и забыл. Хорошо, дай присягу на год [86]
, и тебя зачислят в центурию. И твоего соглядатая тоже.– А ополченцы?
– Они тоже присягнут. Кто хочет сражаться. Таков закон Рима. И содружества, кстати, тоже.
Он отыскал ее уже на пирсе. Она стояла в очереди – обычная богатая римлянка в прозрачной палле. Что ткань дорогая и расшита искусно, не каждый заметит. Но он заметил и, подойдя, тронул беглянку за руку. Летиция обернулась и глянула гневно. Потом узнала.
– Ты… – только и выдохнула.
– Тебе нельзя уезжать из Рима!
Летиция печально покачала головой. Она не могла остаться, зная, что Элий в Нисибисе. Она должна предупредить, вернуть, спасти.
Вер вынул из ее рук билет.
– Я поеду вместо тебя. А ты возвращайся. Все равно ты ничем не сможешь ему помочь. А я смогу.
Он увел ее с пирса и посадил в таксомотор. Она подчинилась и даже не стала смотреть, как отваливает от пристани пятипалубный теплоход «Император Адриан».
Вер, стоя на палубе и глядя, как растет полоска изумрудной воды между пристанью и бортом теплохода, вдруг ощутил пронзительную тоску. Почудилось ему, что никогда больше не увидит он Рима. Вер попытался прогнать нелепую мысль, но не получилось.
Когда стемнело, он взмыл в воздух. Бессмертная «Нереида» мчалась за ним. Призрачные, они были невидимы для людей. Так прежде в небе парили гении. Но гении теперь на земле. Воздух пуст. Была миллионная рать и пропала. Одна Бессмертная «Нереида» мчалась на защиту Рима. Они держали курс, как на маяк, на горящие огнями небоскребы Антиохии.
Глава X
Игры варваров (продолжение)
«Пока нет подтверждений, что варвары действительно осадили Нисибис».
«Если Цезарь остается в Нисибисе, значит, он хочет там оставаться, – заявил Руфин. – С такой охраной как у него, Элий может не бояться нападения варваров».
Несколько дней монголы ничего не предпринимали. Клубилась над лагерем пыль, кочевники перегоняли стада баранов и иные стада – связанных ободранных грязных пленников. Их число все росло. Люди верхом на мохнатых низкорослых лошадях гнали бывших крестьян и ремесленников, солдат и чиновников, не жалея плетей. Рутилий с утра до вечера вглядывался в расположения противника, пытаясь обнаружить то, чего он больше всего боялся – пушки, достаточно мощные для того, чтобы пробить стены Нисибиса. Пушки подвезли – сначала семь, потом еще пять орудий – трофейная артиллерия. Сокрушить стены Нисибиса им было явно не под силу. Зато пленные прибывали с каждым днем. Кое-кто из горожан узнавал среди несчастных беглецов умчавшихся на авто перед тем, как закрыли ворота. Бедняги почти все попали в засаду.
Одна центурия все время была в карауле, прочие отсыпались, а отоспавшись, осаждали кашеваров. Возле полевой кухни с утра увивалось несколько человек, выведывая, что же сотворит на обед толстенный, со щеками как у сурка, пройдоха Африкан. Судя по запаху, обед обещал быть сытным.
– Лишку не готовь, – предупредил кашевара Рутилий, проходя мимо и принюхиваясь к аромату. – Нечего остатками собак приманивать.
– Когда это лишка оставалась? – обиделся Африкан. – Да еще мое жарево? – Стоявшие невдалеке гвардейцы дружно загоготали. – А собака у нас одна – Безлапка. – И он погладил красной лапищей приблудного пса по голове. Тот преданно лизнул вкусно пахнущую руку.
В давние времена солдаты стряпали себе отдельно каждый в личном котелке на костерке, покупая продовольствие на свое жалованье. Потом было время, когда офицерская элита принимала пищу в отдельном триклинии, даже если таким триклинием являлась драная походная палатка. Но в Третью Северную войну, когда все смешалось, когда рядом с сыном сапожника служил родственник сенатора, а паек был одинаково скуден и для солдат, и для легатов, и сам император мог позволить влить в кашу лишь одну ложку оливкового масла, тогда пищу в когортах стали готовить в одном котле, и эта традиция так и осталась.