Тайна Оболенского Университета

– Я подумаю, – улыбнулась я в ответ и поспешила ретироваться, дабы избежать неловкости.

– До завтра, – крикнул мне вслед парень, уверенный, что я ему не откажу.

Юра был мне приятен, но романтических чувств к нему я не испытывала, хотя и хотелось пойти на свидание. Как и любая девушка, я нуждалась в том, чтобы за мной ухаживали, водили в кино, дарили цветы. Ничего этого у меня не было. Я не была уродиной, но был другой большой изъян – отец. Папу панически боялись все студенты.

Андрей Николаевич Ланской, доктор юриспруденции и по совместительству мой отец, критически относился к каждому парню, кто осмеливался приблизиться к его сокровищу, то есть ко мне. Именно поэтому в свои двадцать у меня практически не было опыта общения с противоположным полом. То, что Юрка решился меня пригласить, стало причиной глупой улыбки, которая не сходила с лица до самого вечера.

Утром следующего дня за мной зашла Арина. Это не был дружеский жест, она всегда так делала, если не была готова к семинару. Возможно, это была чистой воды эксплуатация моих знаний, но я не обижалась, ведь, когда было нужно, и Аринка меня выручала. Мы шли к учебному корпусу, и я просвещала девушку о Фридрихе Барбароссе и Ломбардской лиге, но вдруг она остановилась и ухватила меня за руку.

– Ты чего? – удивилась я.

– Смотри, – Арина указала пальцем на группу наших преподавателей, которые собрались в стороне от учебного здания и что-то бурно обсуждали. Это было довольно необычно, ведь все совещания педагогического состава, как правило, происходили за закрытыми дверями.

– Может быть, что-то случилось? – предположила я.

– Скорее всего.

– Тогда пойдем скорее в аудиторию. Там и узнаем, – я потянула подругу к учебному корпусу.

Вопреки ожиданиям, наш курс тоже не знал, что случилось, а в том, что что-то произошло, мы не сомневались. Занятие должно было начаться еще пять минут назад, а преподавателя все не было. Опоздания в Оболенке считались чем-то из ряда вон выходящим, и это относилось не только к студентам, но и к преподавательскому составу. Каково же было наше удивление, когда вместо Аристарха Борисовича Рылева, преподававшего у нас историю, в аудиторию вошел сам ректор.

Иван Викторович Серов возглавлял Оболенку уже десять лет, а до этого был деканом исторического факультета. Он был потомственным оболенцем, его родители работали в Оболенке, и сам он родился и вырос в стенах Университета.

– Господа студенты, прошу минуточку внимания, – заняв место на кафедре, обратился ректор, – вынужден сообщить печальную новость. Вчера в автомобильной аварии трагически погиб всеми нами любимый и почитаемой профессор Радзинский.

По аудитории прошелся шепот. Кто-то шумно вздохнул, кто-то выкрикнул «не верю», только я не проронила ни звука.

– Завтра мы почтим память Павла Аркадьевича в стенах Оболенского Университета, – со скорбью в голосе произнес ректор, – тем студентам, кто работал с профессором над дипломными работами, будут назначены новые научные руководители.

Иван Викторович покинул аудиторию, давая нам возможность прийти в себя и принять эту страшную новость. Через пару минут вернулся Аристарх Борисович и, как ни в чем не бывало, начал занятие. Но я никак не могла сосредоточиться на истории, все время прокручивая в голове нашу последнюю встречу с Павлом Аркадьевичем. Он был таким взвинченным, суетливым. И этот конверт. Что в нем? Я схватилась рукой за сумку, желая его найти, но меня отвлекла Арина соболезнованиями по поводу того, что мне теперь искать нового руководителя.

Известие о кончине профессора наложило отпечаток на всех. В Университете была натянутая, тревожная атмосфера. Часть занятий отменили. Естественно, ни у кого из нас не было настроения. Даже Нилов согласился перенести наше свидание на более благоприятное время.

Профессора Радзинского похоронили на кладбище Оболенки. Оно находилось в паре километров от жилых и учебных корпусов и существовало практически с самого основания Университета. Там нашли вечный покой те преподаватели и обслуга, для кого Оболенский Университет был домом.

По пути к жилым корпусам нас с Ариной неожиданно нагнала Марина Позднякова, первая красавица Оболенки. Мы не особо дружили, но поддерживали приятельские отношения, иногда собираясь вместе на девичьи посиделки. Отличительной чертой Маринки была любовь к сплетням.

– Девочки, вы слышали, как ужасно погиб Павел Аркадьевич? – сразу перешла к делу наша сплетница.

– Он разбился на машине вроде как, – усмехнулась Аринка, – это все знают.

– А вот и не совсем так, – гордо заявила Позднякова.

– И что же было? – не выдержала я, устав от этой клоунады. Умер человек, как-никак, а они тут спорят.

– Таксист не справился с управлением и съехал в кювет, задняя дверь, где сидел Радзинский, открылась, и он выпал из машины, – воодушевленно начала Марина, подкрепляя свой рассказ активной жестикуляцией, – он зацепился одной ногой за дерево и повис вниз головой. Так его и нашли. Поговаривают, что даже был жив, только когда пришла помощь, оказалось уже поздно.