Тайна Ольги Чеховой

Вскоре его повысили, назначив музыкальным консультантом политического управления Красной армии, — несомненно, без ОГПУ тут не обошлось. Но он собрал всю свою волю и, послушно оставив семью без охраны, поехал с группой актеров через Сибирь и Владивосток на Сахалин, совсем как когда-то его знаменитый родственник, по воле судьбы покойный приемный отец Антон Чехов. Как и великому писателю и драматургу, поездка эта дала Лёве богатый материал для творчества: Чехов написал книгу «Сахалин», а Лев Книппер создал «Дальневосточную симфонию», впервые исполненную в Центральном доме Красной армии и получившую высокую оценку критиков.

А времена для музыкантов наступили суровые: товарищ Сталин, демонстративно хлопнув дверью, ушел с представления оперы Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», и на следующий день в «Правде» появилась статья «Сумбур вместо музыки». В это время Лёва сочинял четвертую симфонию, посвященную гражданской войне. К великому удивлению композитора, одна из ее четырех частей стала всесоюзным шлягером и оставалась им много лет, вплоть до наших дней. Слова к этой музыке написал поэт В. Гусев, и называется она «Полюшко-поле».

«Я сначала сам не осознал, что создал жемчужину», — написал Лёва Ольге.

Петра

5 сентября 1935 года

Введение в действие Нюрнбергских законов

На ежегодном съезде партии нацисты объявляют о новых законах, лишая евреев немецкого гражданства и запрещая им вступать в брак либо иметь сексуальные отношения с людьми «немецкой или родственной крови». «Осквернение расы», как это называют, приравнивается к уголовному преступлению. Нюрнбергские законы считают евреями тысячи людей, перешедших из иудаизма в другую религию, включая католических священников, монахинь и пасторов-протестантов, у которых бабушки и дедушки были евреями.

Когда к власти пришли нацисты, жизнь немецких евреев радикально изменилась. 1 апреля 1933 года нацисты провели против них первую спланированную общенациональную акцию — бойкот принадлежащих евреям предприятий. Представители национал-социалистической рабочей партии Германии заявили, что бойкот — акт мести немецким евреям и иностранцам, включая журналистов США и Англии, которые критиковали нацистский режим. В этот день штурмовики угрожающе расположились перед принадлежащими евреям магазинами. На тысячах домов и окон были нарисованы желто-черные шестиконечные звезды Давида, повсеместно развешаны плакаты: «Не покупайте у евреев» и «Евреи — наше несчастье».

Миша

В 1932 году Миша Чехов покинул Париж и переехал в Ригу, в Париже ему было слишком тесно, а в Риге создали все условия для процветания его таланта. Он поставил с актерами Национального театра пьесу Стриндберга «Эрик IV», играл Хлестакова в Театре русской драмы, Мальволио в собственной постановке Шекспира, Иоанна Грозного в собственной постановке драмы А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» в Национальном театре. Одно обстоятельство не давало ему покоя: победное шествие фашизма по Европе. В 1934 году в Латвии произошел фашистский переворот, и Миша был вынужден покинуть Ригу. Он получил приглашение организовать в Англии свою театр-студию, которая в 1936–1938 годах много и успешно работала в Дартинг-тон-холле, но близость континентальной Европы и приближение войны заставили Михаила Чехова уехать с большей частью студийцев в Америку.

Перед окончательным отъездом из Старого Света он отправился в Берлин к Оленьке, чтобы попрощаться с дочерью Адой.

В этот день у Оленьки не было ни вечерней съемки, ни спектакля, и она решила расслабиться и провести вечер дома. Приняв ванну, на которую в обычный день у нее не всегда хватало времени, она надела любимый китайский халат и села в уютное кресло у камина, чтобы привести в порядок ногти. Несмотря на профессионализм, маникюрша оставляла иногда мелкие заусеницы, и сегодня Оленька собиралась избавиться от них.

Однако едва она удобно умостилась в кресле, как ее сморила неожиданная дремота, и Оленька увидела странный сон: будто она, опять беременная и голодная, едет по обледенелой реке в телеге, запряженной гнедой лошадкой. И вдруг лед начинает трескаться, отчего телега, лошадка и она, Оленька, проваливаются в ледяную воду. Вода смыкается над ее головой, а льдинки звенят, звенят, звенят…

Проснувшись, она догадалась, что звенят не льдинки, а дверной звонок без перерыва и никто не спешит открывать — девочки нарядились и отправились на танцы, у главной горничной заболела мать, а Баба Лулу еле двигается. Выхода нет, Оленька сует ноги в тапочки и направляется в коридор, но тут звонок замолкает и слышатся голоса, сначала неразборчивые, они быстро приближаются, и она узнает незабываемый голос Миши. Через секунду он врывается к Оленьке, за ним спешит Ксения и запыхавшаяся Баба Лулу:

— Слава Богу, вы дома! — воскликнул Миша. — Мы уже было собрались уходить!

— Миша? — удивилась Оленька. — Ты же сказал, что ноги твоей не будет в Германии!

— Я и сейчас это говорю! Вот, приехал попрощаться. С тобой и Адочкой. А где дочка?

— Что значит — попрощаться? Куда ты уезжаешь?