Сели за стол в два часа. Пирог вышел редкостный. Все хвалили искусство молодой хозяйки, жадно набивая рот пухлыми кусками, с яичной, рисовой и мясной начинкой, пропитанной маслом. Запивали душистой вишнёвкой, сливянкой, грушовкой. Становой шутил и так смеялся, как будто ржал. Глазки его останавливались на Оле, которая, поджигаемая с одной стороны Липочкой, а с другой – Раисочкой, звонко хохотала, уверяя, шёпотом, что он ужасно похож на «весёлого поросёнка». Она успела осушить две рюмки наливки, чокаясь с гостями. Николай Николаич был серьёзен и не дотрагивался до бутылок, накачивая себя водою, с непонятным прилежанием. Костя был пьян и говорил Липочке глупости, по её словам. Гаврила Иванович, в накрахмаленной рубахе и новом пиджаке, смотрел сначала торжественно и, вооружившись вилкой, широко раскрывал рот над тарелкой, чтобы не капнуть на манишку. Но бледные глаза его становились ласковее и ласковее, и, наконец, он начал всем подмигивать, проливая на грудь вишнёвку. За пирогом был подан суп с курицей, рыба под белым соусом, дикие утки, настрелянные Грицьком, бланманже с миндальными кольцами.
Гости поели и встали. Становой подошёл к Оле, покачиваясь, и хотел что сказать, но выпучил глаза и громко икнул. Она засмеялась и убежала. Мужчины отправились в гостиную курить. Гаврила Иванович, молодцевато поводя плечами и притопывая ножкой, козырем прошёл перед хохочущими барышнями, напевая сладеньким баском: «Туды-сюды вон куды!»
Раисочка перехватила на дороге Олю и сказала ей шёпотом, чтоб она принесла в спальню грушовки и пирожного. В спальне расселись как попало – кто на подоконнике, кто у пяльцев. Раисочка забралась на кровать. За общим столом было совестно много есть и пить, и девицы вознаграждали себя теперь за воздержание.
Небо хмурилось. С крыши капал дождь. А в комнате веселье росло. Барышни сбились в тесную кучку вокруг Верочки. Она давала советы, как кокетничать. Она говорила серьёзно, со странным юмором, и обмахивалась Олиным веером, с грациозностью великосветской дамы. Липочка предложила сыграть роль вздыхателя. Она утащила из передней шапку Николая Николаича и, надев её, расшаркалась перед Верочкой, сжав губы, а та любезно кивнула головой, далеко оттянув углы рта. Тогда начался разговор. Липочка восторгалась красотою горбатой Верочки и хвалила её талию. Верочка презрительно улыбалась и приходила в ужас от усов Липочки. Слово «усы» несколько рассердило Раисочку, у которой пробивались даже бакенбарды, и её поддержала Мимушка, находя игру глупой.
– Я другое выдумала… – кричала Раисочка. – Эй, позовите сюда молодых людей… Сейчас устроим живую картину!
После розысков оказалось, что Костя спит в своём чуланчике, среди клеток с птицами, рыболовных и иных сетей. Николая Николаича притащили под руки Липочка и другая барышня, Сквозикова, белокурая, с шалыми глазами, дочь купца, торгующего лесом на пристани.
– Отчего вы ничего не пили? Вы мрачны? Грустите?
Николай Николаич напряжённо улыбнулся.
– Как! Не пить здоровья именинницы?! – воскликнула Раисочка.
– Я только воду… – ответил он, пожимая плечами. – Впрочем, – прибавил он, – если вам угодно, я могу выпить хоть бочку наливки…
Он любезно поклонился в сторону Оли, ухитрившись шаркнуть, несмотря на плен.
– Так дать ему стакан вишнёвки! – приказала Раисочка с театральным жестом.
Ему поднесли, он выпил и охмелел. Барышни стали заигрывать с ним. Его заставили декламировать стихи и объясняться в любви всем поочерёдно. Он хотел это сделать по возможности благовоспитанно, чтоб видна была тонкая шутка; и всякий раз присутствующие шатались от хохота, взвизгивали, широко раскрывая рты, опуская, в слезливом изнеможении, руки. Раисочка требовала, чтоб он доказал свою любовь на деле.
– Целуйте нас… Начните с меня! – кричала она пронзительно, поднося кулаки к груди.
Оля всё время молчала, холодно улыбаясь. Но тут она не выдержала и вмешалась.
– Николай Николаич не маленький, – сказала она строго, – чтоб целоваться со всеми.
– А-а-а! Ну, хорошо! – произнесла Раисочка. – Подите сюда, молодой человек…
Когда он подошёл, она посадила его к себе на одно колено и схватила Олю за талию.
– Помогите, пожалуйста! – крикнула она со сверкающим взглядом.
Олю усадили к ней на другое колено.
– Пусть он поцелуется с одной Олей! – объявила она, сильными пальцами обняв их затылки и сближая лица.
Оба сопротивлялись. Их держали, не позволяя им двинуться. Раисочка смотрела на них, тоскливо прищурившись. Они повернули головы в разные стороны, упёршись руками друг другу в грудь, тяжело дыша…
Вошла Алёна.
– Миколай Миколаич… До вас пріихали…
– Зачем? Кто? – спросила Верочка.
– Якій-сь чоловік.
Раисочка пустила руки. Николай Николаич выбежал как угорелый.
В передней ему поклонился невысокий человек, в свитке с кожаными обшлагами и в красном поясе.
– Игнат!
Игнат усмехнулся и, почесав темя, объяснил, что маменька приказали ехать домой и прислали лошадей.
– Да вже таки и пора! – прибавил он от себя тоном упрёка.
– Хоть сегодня…
Дверца из коридора распахнулась. Появилась Оля, бледная и испуганная, с распустившимися косами.