Тайна Овального кабинета

Они устроились в углу за низеньким столиком. Барбара не отказалась от кофе, и пока секретарша подала его, успела рассказать о своей поездке в Арканзас и о встрече с Пруденом.

Затем она перешла к главному:

— Мистер Джонсон, я хочу сообщить вам, что миссис Богарт и, естественно, я совершенно не желаем отставки Президента. В этом вопросе у нас мнения с мистером Гордоном полностью противоположные. Поэтому я здесь.

И Барбара рассказала о планах Гордона в отношении самого Джонсона, а затем спросила:

— Вы слышали о происшествии с бывшим демократом, а теперь республиканцем Чарльзом Кеннеди во Флориде?

— А что там произошло?

Барбара протянула газету:

— Здесь все прочтете. Лично я усматриваю в действиях мистера Чарльза Кеннеди признаки покушения на первую поправку к Конституции, то есть на свободу слова.

Джонсон внимательно прочитал статью и произнес:

— Вы правы, здесь можно предъявить Кеннеди претензии в неуважении к Конституции. Откровенно говоря, он нам чертовски надоел. Словно с цепи сорвался!

— Мистер Джонсон, чем вам помочь?

— Спасибо, — ответил Джонсон, а потом осторожно добавил: — Завтра будут допрашивать Монику Левин. Естественно, никаких контактов ни у мистера Президента, ни у меня с ней нет. Для нас было бы очень важно, если бы она не пыталась утверждать, что мистер Президент склонял ее к даче ложных показаний. Сами понимаете, одно дело — легкомысленное поведение на почве взаимных чувств, а совершенно другое — то, что пытается доказать мистер Гордон.

— Да, понимаю. И еще позволю одну откровенность. Мистер Джонсон, хочу вам напомнить одно, по-моему, весьма интересное для вашей стороны постановление Верховного суда, которое вы можете использовать как весьма мощный аргумент в свою пользу.

Увидев, как внимательно слушает ее хозяин кабинета, продолжила: — Согласно этому постановлению, обвинение в лжесвидетельстве не может быть поддержано в том случае, если свидетели дают одинаково правдивые показания, но при этом по-разному вспоминают одни и те же события.

— Спасибо вам, миссис Декарт. Я еще раз убеждаюсь в вашей искренности. — Джонсон подошел к столу и, взяв из папки какой-то лист, возвратился и показал его: — Вот оно, это постановление. Видите, как мы с вами одинаково мыслим. Скажу честно, только вчера откопал этот документ. Хочу вас попросить еще вот о какой детали. Когда будете разговаривать с мисс Левин, постарайтесь осторожно напомнить, что когда Президент выступал по телевидению с обращением к нации, то на нем был желтый в крапинку галстук. Можете спросить у нее, не этот ли галстук она ему подарила?

— Поняла, — улыбнулась Декарт. — Обязательно ей напомню. Кстати, я хочу навести Левин на мысль о предательстве мисс Мор и о том, что она нарушила закон, который запрещает делать магнитофонные записи рассказа человека без его согласия.

— Это было бы неплохо, если бы Левин на мой вопрос по этому факту подтвердила, что никакого согласия она этой Анджеле Мор на использование магнитофона не давала. Сами понимаете, это будет серьезным ударом по обвинению Гордона.

— Хорошо, мистер Джонсон, я постараюсь выполнить вашу просьбу. Ну а сейчас мне пора. Предстоит встреча с Левин, а завтра день ох какой тяжелый.

— Да, после слушаний показаний Левин, Большое жюри будет слушать показания мистера Президента.

— До встречи, мистер Джонсон.

Барбара вышла из офиса, села в машину и, запустив двигатель, решительно тряхнула головой: «На сегодня только Моника Левин — и хватит! — подумала она, но тут же вспомнила о Богарт. — Да, только Левин и Богарт! Хватит! Завтра тяжелый бой…»

Заседание Большого жюри началось ровно в десять. Выступили представители стороны обвинения, которую представляли «менеджеры» палаты представителей — конгрессмены-республиканцы. Их глава — председатель юридического комитета Генри Мэтч окинул взглядом зал, балконы, где находились счастливчики, умудрившиеся получить пропуска на это зрелище, и сухо изложил, в каком порядке будут рвать на куски Президента. Не прошло и трех минут, как он откровенно ударился в высокую патетику. На огромном экране появилась видеозапись момента, когда Макоули приносит присягу на Библии. Мэтч рассказал душещипательную историю о Томасе Море, который предпочел смерть клятвопреступлению, и визгливым голосом продолжил:

— Леди и джентльмены, я хочу вам напомнить только потому, что английское право ставит короля выше закона, а народ Америки отверг его.

Сидящие напротив друг друга Андрис Джонсон и Барбара Декарт невольно переглянулись. Смысл исторических экскурсов Мэтча легко расшифровывался. Республиканцы требовали политической смерти Макоули.

В течение семи часов, сменяя друг друга, «менеджеры» озвучивали известные уже всем факты. Для большего эффекта они демонстрировали видеозаписи выступлений Макоули и огромные листы бумаги с выдержками из его допроса, Левин и других лиц, проходящих по делу «Моникагейта».

Сидящая рядом с Декарт адвокат из ее группы наклонилась и тихо произнесла:

— Они не привели ни одного нового доказательства и стараются просто нагнетать эмоции.