Гордон буквально не находил себе места. Он метался по своему кабинету, пытаясь понять, почему именно те конгрессмены, которые жаждали добиться отставки Президента и так рьяно воевавшие и в палате представителей, и в сенате, и на заседаниях Большого жюри, вдруг как бы сникли и в течение последних дней, дружно отступали от своих позиций, уступая адвокатам Президента по всем направлениям. «Что же случилось? — думал Гордон, продолжая расхаживать по кабинету. — Здесь дело явно не в слабости доказательств. Даже вид этих судей стал иным. Боятся повысить голос, смотреть в глаза, говорят неубедительно, словно заранее согласны с тем, что скажет защита. Не могли же, черт побери, их подкупить… А тут еще этот скандал с суданской фабрикой. Как это некстати. Миранда и Фишер буквально выбиты из колеи. Того и смотри, что встанет вопрос об их уголовной ответственности…»
Гордон задавал себе десятки вопросов и не находил на них ответа. Но он находился в таком положении, что предаваться панике означало поражение. Тем более неожиданный перерыв заседания не позволил ему приступить к оглашению магнитофонных записей рассказов Моники Левин. Гордон был уверен, что эти рассказы позволят ему снова взять инициативу в свои руки, вызвать у судей уверенность в том, что Макоули обманул под присягой нацию. Затем он введет в бой следующую свою «тяжелую артиллерию». Он предложит членам жюри послушать показания одного из личных секретарей Президента Макоули — Леона Кеори, который знает о многих любовных похождениях своего шефа. Этого Леона Кеори можно отнести к главным свидетелям, чьи показания вызовут у судей, всех конгрессменов, у нации чувство отвращения к ловеласу, переспавшему с десятками женщин, не выбиравшего при этом места: будь то номер отеля, загородный дом или святая святых — Овальный кабинет.
В этот момент раздался телефонный звонок. Гордон, привыкший к неприятным неожиданностям, приблизился к столу и поднял трубку. Услышав, кто звонит, он удивился. Это был председатель юридического комитета сената республиканец Генри Мэтч. В начале заседания Большого жюри он с остервенением рвал на куски Макоули, но в последние дни тоже вдруг поник и его почти не было слышно. Ранее он ни разу не разговаривал с Мэтчем по телефону, хотя они и были знакомы давно, обращаясь друг к другу на «ты». Мэтч сразу же перешел к делу:
— Томас, ты, наверное, обратил внимание на то, что я изменил линию поведения на слушаниях?
— Да, сразу же. Причем и ты, и Линдер, и Фишер, и Миранда. Я удивился и сейчас ломаю голову: что произошло…
— А ты не видел последний номер журнала «Халстер»?
— Нет, мне просто некогда интересоваться порнухой.
— До недавнего времени и мне он был неинтересен, но случилось так, что я и мои коллеги стали своего рода заложниками издателя этого журнала Флейка.
— Почему?
— По Вашингтону ходят всего несколько экземпляров этого журнала, весь же тираж этот негодяй Флейк держит на складе. Он просто-напросто шантажирует нас.
— Как так шантажирует?
— Его люди предупредили нас, если мы не отстанем от Макоули, то его журнал поступит в продажу, и тогда всем нам будет не до слушаний по делу Президента.
— Это почему же?
— Да потому, что все мы обыкновенные люди, мужики, и, конечно же, у каждого были и есть элементарные увлечения женщинами. Были они и у меня. Этот пройдоха Флейк через своих людей, в том числе и проституток, смог собрать на каждого из нас компромат и ударил фотографиями в своем журнале. Согласись, видеть себя совершенно голым рядом с обнаженной женщиной, притом лежа с ней в постели, не очень приятно.
— Вот оно что! — воскликнул Гордон. — А ты, Генри, сам-то видел этот журнал?
— Ты имеешь в виду последний номер? Увы, да. Видел, в нем имеется два моих фото. Я изображен с двумя женщинами. Сам понимаешь, что это значит для меня, моей семьи, моей карьеры…
— И что, такой же компромат на Линдера, Фишера, Миранда?
— Увы, да.
— Как же это ему удалось?
— Флейку? Хрен его знает.
— Да, ситуация…
— Томас, он же и тебе готовится подложить свинью.
— Каким образом?
— У него есть свои люди то ли в Федеральном бюро расследований, то ли в агентстве национальной безопасности, которые следят за одной семьей, проживающей в Вашингтоне. Ты же с любимой женщиной недавно оказался в этой квартире. Весь процесс твоего занятия сексом с этой дамой был заснят на видеопленку, копию которой смог добыть этот негодяй Флейк. Недавно мне позвонил неизвестный и потребовал прекратить донимать Макоули и одновременно посоветовал, чтобы я позвонил тебе и передал их требование.
Томас Гордон грязно выругался и произнес:
— Они не предлагали тебе посмотреть эту видеопленку?
— Они сказали, что сами позвонят тебе, и предупредили, чтобы ты был готов дать ответ…
Ошеломленный и раздавленный, Томас Гордон положил трубку на аппарат и, упершись двумя руками о стол, завис над телефоном.
Он еще не осознал до конца весь объем полученной информации, но главное понял. Он — специальный прокурор, призванный контролировать поведение Президента, сам влез по уши в говно.