Но Николай Иванович распорядился по-своему. Он повернулся к товарищам, приказал приготовить ружья. Так, на всякий случай. Сколько в тайге от зряшного человека людей погибло, «знает только один Бог да Яшка. И не вышла бы промашка».
Впереди тот ложок, в котором стоит старая, утлая изба, в которой прошлой зимой располагалась их поисковая экспедиция, откуда Загбой с сыном и Залихватовым поднимались на Кучум. Вроде как напахнуло дымом. Собаки застригли ушами, оглядываясь на людей, пошли на некотором расстоянии впереди аргиша. Перед ключиком ещё след, да не один, а целая тропа, набитая множеством человеческих ног. Кто-то ходил в гору одним местом, перетаскивая тяжёлый груз.
Загбой опять остановил своего верховика, медленно прошёлся по тропе, что-то рассматривая. Наклонился, что-то поднял из-под ног, выпрямился, довольно заулыбался.
— Эко! Тут, отнако, Калтан живёт с сыном! На кору хотили, — махнул рукой на высокий, оттаявший солнопёчныи склон. — Зверя, марала стреляй. А потом мясо носи.
— Ну, ты и рассудил, — удивлённо покачал головой Николай Иванович. — Откуда ты всё знаешь?
Следопыт обиженно посмотрел на него, покачал головой:
— Эко! Не люча, а чурка с глазами. Разве непонятно? — Показал рукой на тропу: — Тут всё сказано. Вот капельки крови, так мясо капай. А тут волос сверя. Шкуру несли. Цвет рыжий, волос пустой. Значит, марал. А лючи твое, хоти тута-сюта много раз. Ичиги отинаковый. А вот, — желая подчеркнуть правильность своих слов, наклонился над чётким отпечатком следа человека, — нога внутрь гляди. Так Калтан хоти. Ступня внутрь гляди, тавно нога ломал, срослась неправильно. Калтан старый, на пятку ступай. А вот Харзыгак хоти, нога маленький, носок ичига тупой, пятка острый. Харзыгак молотой, на носок ступай. Ичиги острые. Так только Харзыгак ичиги шьёт. Непонятно?
Залихватов чешет затылок: ну и Загбой, всё видит, всё в тайге знает! Рассказывает, как будто в подзорную трубу смотрит. Спорить бесполезно, лучше молчать. Только и знай, что удивляться.
А следопыт торопится:
— Давно Калтана не вител. Труг, отнако! Есть о чём кавари.
Но перед этим решил подшутить: срубил пальмой сухой дудник, внутрь вставил палочку, сверху вырезал дырочку, заткнул пальцем торец, набрал в лёгкие побольше воздуха, взвизгнул маралом. Сам смеётся:
— Пусть Калтан калава ломает: весной маралы не кричат…
Встреча друзей была радостной. Калтан побежал навстречу каравану, рад гостям. Скалит белоснежные зубы:
— Ох, Закпой, утивил! Слышу, зверь орёт. Тумаю, кто шутит? А тут, отнако, Загбой хоти!..
Обнял следопыта, суетится, не знает, что делать. Поочередно поздоровался со всеми за руку, тянется поцеловать Улю, бросился на грудь Агафону:
— Ох, Гафон! И ты тут? За пантами пришёл? Есть, есть, отнако панты! Харзыгак тва тня назат зверя стрелял, Наталья сама варила. Кароший бык! Рога — во! — Растянул руки в сажень. — Четыре пенька! Торговать путем. — А сам уже стреляет хитрыми глазками на потки. — Спирт есть?..
Агафон усмехается в бороду:
— Нальём немного. А ты нас давай мясом корми, голодные, как волки!
Хакас засуетился, что-то приказал на родном языке жене. Наталья закрутилась у костра. Из юрты выскочила молоденькая девушка, тоже хакаска, стала помогать в приготовлении пищи. Агафон скосил на неё глаза:
— А это кто?
Калтан гордо выгнул грудь колесом:
— Невестка, Айкын. Харзыгак шенился. Зимой хотили на Аскиз. Были у Хангыбаровых, там тевку сватали. Пять коней тавали, три шкуры метветя, тесять сополей, сто штук пелка. Карошая шена, рапотает пыстро. Может, скоро внуки путут. Повезло Харзыгаку… Карашо!
— А сам он где?
— Так пошёл на вечерю, на лизунец. Хочет ещё отного марала бить. Панты варить путем, тебе менять на товар, шить нато… — лопочет хакас, приглашая гостей к костру.
Прежде всего освободили оленей от груза, отпустили кормиться. Затем уложили потки на полати под навес зимовья. И только потом присели к парящему казану с мясом. За едой начали обычный разговор, как всегда, о тайге, о погодных условиях, о дальнейших планах Калтана, о наличии пантового зверя на оттаявших лизунцах. Хакас, успевший принять две дозы спирта, пьяненько, довольно охотно отвечал, редко давая вставить в свою речь хоть кому-то слово. Когда рассказал большую часть своей жизни, не забыл поинтересоваться о цели экспедиции. Как узнал, что все идут на Кучум, почему-то вдруг испуганно округлил глаза, на некоторое время застыл с приоткрытым ртом.
— Плохой место, турное. Там живёт сам хан Кучум… — наконец-то вымолвил Калтан. — Не хоти тута. Никто тута не хотит. Калтан тоже не хотит. Там — смерть! Тет мой каварил, кто тута хоти, назат никогта не прихотит… Легента есть такой, как Кучум Часки солото кидал. То сих пор тух его там. Тракон Хатовей ему слушит. Кто нарушит покой, навсегта останется служить злому хану…
— Ну, эту байку мы знаем, — перебил его Залихватов. — В прошлом году там у нас погибла экспедиция, двадцать три человека. — И вкратце рассказал хакасу о случившемся под гольцом.