мой каюр был Набокова. Я с ним хоти, помогай, тарогу казал,
когда отец пьяный с оленя патай. Долго весной хоти, пуснину
покупай у венки. Много пуснины набирай!
Энакин передохнул, припоминая прошлое, наморщил лоб,
собрался с мыслями и стал рассказывать дальше:
— Вспоминай, хоти на река Светлый. Там Набоков зимовье
рупи: две изба, два склат, баня. Отнако Энакин тоже баня хоти.
Энакин не хотел, отнако приказчик Сурков заставляй. Каварил:
«Мойся, чурка глазами. Амун пахнет!» Как так, Энакин амун пах
нет? Патом палкой пил. Мой, отнако, чай варил, патом соль ложил.
Мне кусно, ему нет. За это и пил. Обитно мне было. Приказчик
Сурков плахой человек пыл. Всегда на венка ругайся. Охотник
ехай на покрута, он его огненная вота поил. А сам с женой спал...
Энакин вител, хотел ножом резать приказчик, да отец не тал,
каварил, что грех лючу убивать, так бог русский наказал.
Энакин замолчал, набивая трубку табаком. Ченка, наконец-то
собравшись с мыслями от услышанного, поспешно залопотала:
— Эко, Энакин! Ты знал Закпой?
— Закпой?! Мой нарот каварил, что Закпой палыпой охот
ник из рота Длиннохвостой Выдры. Мор был, помер он. Много
лютей токта померло.
410
ТАЙНА озерл кучулл
— Та нет же, нет! — вскочила Ченка. — Закпой жив! Я доська
его. А вот, — показала на Улю, — внуська. Улька зовут.
— Как-то?! — Энакин открыл рот от удивления.
— Подождите! — вдруг перебил следователь. — Давайте по
порядку. Потом разберётесь. Сначала вопросы я задам, а потом
вы сами всё поймёте. А то, — он достал из кармана часы, — время
поджимает, и мы, — загадочно посмотрел на окружающих, —
так-с сказать, кое-кого ждём. Так же, Елизавета Ивановна?
Степенная дама, всё это время очень внимательно слушав
шая собеседование, плавно качнула головой и располагающе
выдохнула:
— Поскорее бы уж...
— Так вот, Энакин, — продолжил следователь. — Расскажи
нам, что же произошло в ту ночь.
— Каварил уже.
— Ещё расскажи. Для нас.
— Латно, ещё каварить путу. Но патом, отнако, коняку на
ливай. Язык устал, нато горло мочи.
— Я налью, не переживай! — вдруг ответила степенная дама. —
Только рассказывай.
— Карашо, — улыбнулся Энакин и в предвкушении горячи
тельного напитка заговорил быстро и убедительно: — Ночь тёмна
пыла. Только звёзты. Моя чум спал. Отес огненный вота пил. Там,
где люча ночуй. Русский тоже пил, все. Тот день праздник пыл.
Люча Набоков кавори, Паска насыватся. Покрута плохо шла.
Тунгус весной пелку промышлял. Как раз белка гон хотит, карашо
бить. За день можно вот столько промышлять, — показал два раза
по десять пальцев. — Мой тоже пил, но мало. Люча Набоков два
раза наливай, потом нет. Говорит, мал ещё. Как мал? Мой тринад
цать зим пережил. Отнако калава всё равно хворай. Лежи чум да
помирай потихоньку. Ночью ухо слушай: сопаки говорят, олени
хоркают. Нос дым чует, глаза тень витят. Мой выпегай из чум на
улицу, от страха ноги не пегут. Том лючин гори. Там купец На
боков гуляй. И отес мой там тоже гори. Энакин таяк хватай, беги
туши. Отнако нельзя туши, близко жарко! Энакин на реку беги,
воду прыгай. Патом назат, избу хоти, вытаскивай Суркова. Патом,
отнако, хотел отес вытаскивай, Набоков вытаскивай, приказчик
411
ВЛАДИМИР топилин
вытаскивай, лючи вытаскивай. Огонь всё больше, высоко! Пламя
на лапаз (здесь подразумевается склад) кинулось. Не успел отес
вытаскивай. Крыша патай, всех дави. Смотрю, приказчик Сурков
из лапаза пуснина китай на улица. Потки, поняги: дынка, пелка,
колонок, лиса, песец. Мой кричи: «Помогай, Амака, лючи спасай!»
Он, отнако, втруг ружьё хватай и...
— Что и? — в нетерпении переспросил следователь, подтал
кивая споткнувшегося Энакина к истине.
— Приказчик стреляй меня. Вот тут, — эвенк встал, не стес
няясь, задрал на боку рубаху и показал шрам в правом боку.
— Записали? — вполголоса спросил следователь у маши
нистки.
Секретарь кивнула головой: да. Тогда следователь переспро
сил Энакина ещё раз:
— Так ты подтверждаешь, что в тебя стрелял именно при
казчик Сурков?
— Опижай не нато. Мой врать не путет.
— Хорошо-с, — следователь в нетерпении забегал по ком
нате, остановился и заглянул эвену в лицо. — Так-с что же было
дальше?
— Мой упал, польно пыло. Тумал, помирай сапсем. Приказчик
тумай, мой мёртвый. Опять пуснину китай. Много китай, сапсем
китай. А лючи не спасай. Энакин немного лежал, патом пашёл тайга,
собак тихо зови, оленя зови. Два учуг лови, упегай. Люча смотри —
меня нет. Стреляй, кричи: «Видеть путу, убивай путу!»
Энакин опять замолчал, по всей вероятности, переживая ми
нуты прошлого. Следователь опять подтолкнул к продолжению
разговора:
— Что дальше?
— Мой за Чёрный перевал хоти. Там свой род слет находи,
раны лечи.
— И что же, почему ты к русским не пошёл, не сказал, что
в тайге произошло убийство?
— К лючам не хоти, пойся. Тумай, стреляй путет приказчик.
— И сколько же лет ты боялся?
— Много. Отнако столько, сколько на руках пальцев, и ещё
так, — тунгус загнул ещё семь пальцев.
412
ТАЙНА 036РА к у ч у м