Тайна озера Кучум

— На то мы и тайная полиция, — хитро улыбнулся Костя. — Не зря хлеб народный едим да от государя-батюшки деньги получаем.

Он замолчал, с удовольствием пригубил ещё пару глотков кваса и продолжил:

— Но это ещё не всё. Есть ещё один козырь.

— Что? — Сергей даже приподнялся с лавки.

— Пришла депеша: завтра сюда на параходе приезжает сама купчиха, Набокова Елизавета Ивановна.

— Как?! И её сюда вызвали?

— Не вызвали, сама напросилась. Пожелала с братом повидаться и узнать причину, так сказать, его обиды на семью.

— А если… это не её брат?

— Ну… вот для этого и вас всех собрали, выяснить правду.

— Да уж… — задумчиво проговорил Сергей. — Действительно, шум будет.

— Вот и я про то же. Пока молчок, никому ни слова. Завтра утром поедем в управление. И Ченку с собой.

— Ясно.

— Ну а теперь что? На второй заход? А то банька остынет. — И хитро подмигнул: — А холодная даже женщина не греет! — И крикнул голосом хозяина через стену на улицу: — Эй! Гришка! Неси ещё дров. Мы с другом до ночи париться будем!

В большой, просторной комнате уездного управления полиции тесно. Посредине зала, немного ближе к окну, за столом сидит важный следователь. По правую руку от него торопливо стучит на пишущей машинке проворная секретарь-машинистка. Слева, распушив по огромному кожаному креслу шикарное бархатное платье, важно восседает строгая, степенная дама. Рядом с ней, на некотором удалении, сжавшись испуганной белкой, ютится молчаливая Уля. За ней на широкой скамье притихли Сергей и Костя. Напротив них, лениво посматривая по сторонам, умело скрывая маску любопытства, скучает Кивалин Захар Егорыч. А в центре комнаты, напротив следователя, на простом табурете гордо выпрямилась Ченка. Пользуясь моментом всеобщего внимания, она важно посматривает на присутствующих и, считая себя главной в беседе, нарочито тянет время для ответа на вопросы.

Ченка рассказала следователю всё, как было. Какая разница, когда это произошло, вчера или семнадцать лет назад. Зачем ей врать? Она отлично помнит, как они с отцом ночью увидели зарево пожара, как нашли человека, который попросил их сопроводить его и груз по енисейскому плоскогорью на юг, и всё, что было связано с этим переходом.

Говорила долго, обстоятельно, неторопливо. Постоянно подкуривала трубку, дымила, да так, что важная дама, которая всё время что-то стучала пальцами по чёрной коробке, довольно часто визгливо чихала, а спокойный следователь в очках постоянно открывал дверь. Наверное, прошло очень много времени, потому что большая стрелка настенных часов сделала три круга, а серебряные молоточки отстучали двенадцать раз.

Когда наконец-то она закончила, следователь глубоко вздохнул, встал, прошёлся по комнате и, многозначительно переглянувшись с присутствующими, покачал головой:

— И как давно вы не видели своего мужа?

— Отнако пятнацать зим прошло.

— И Загбой не видел?

— Закпой вител. Эту зиму корот хотил, гостил. Вител Тиму, ратовался, хотел каварить, да плахой каюр ему глаз плёткой бил. Левый глаз бельмо, сапсем не витит.

— А ты, — вдруг обратился к Уле, — когда последний раз видела своего отца?

— Никогда, — отрицательно покачала головой девушка и покраснела, опустив глаза.

— А кто ещё кроме вас знает, что Ульяна — дочь Набокова Дмитрия Ивановича?

— Эко! — затараторила Ченка. — Много, кто знат. Когта свадьба играли, спирт пили, Матвей был. Зимой Ульку рожала чуме, Игарка Ворохов рожал месте с Ченкой. Так и говорил: «Теперь я крёстный отес».

— Кто такой Матвей? — следователь бросил взгляд на Ки-валина.

— Орешников, с Покровского прииска. Пристав Волынский давал проводника Набокову, — пояснил Захар Исаич.

— Это всё косвенные свидетели. А вот тот момент… ну, когда вы были вместе, кто-нибудь может подтвердить?

— Разве мошно так кавари? Никто не может смотреть. Ченка молотая была, меньше Ули. Знакомилась первый раз с Тимой, вино пила. А ночью Тима Ченку любил. А потом, когда шли Этэмский голец, Тима опять хотел Ченку люпить. Ченка на скалу бешала. Тима за ней. Там, — подняла палец вверх, — Тима сорвался, хотел патать на камни. Ченка косы резала, Тиму вытаскивай. Патом, отнако, Тима говорил Ченке спасибо. Ченка полюбила Тиму и сама к нему ночью спать ложилась.

— Оставим эти подробности. Это ни к чему. Вот только дополни для точности: сколько тебе было лет, когда Дмитрий с тобой начал… жить?

— Эко! Ченка сапсем палыпая была. Пятнадцать зим прошло с рождения. Пора замуж хоти. Да не с кем. Мор был. Много люти помирай.

— Так-так. А Загбой знал, что вы с Дмитрием живёте?

— Нет, отнако. Закпой увидел, когда Улька ногами начала бить. Когда на Туманиха пришли.

— Хорошо-с. Очень хорошо-с, так сказать. А вот скажи мне ещё: когда вы шли, много ли у Дмитрия было пушнины?

— О! Много, отнако. Осень многа! Ченка смотрела, — подняла ладони вверх, — сколько пальцев на руках, тва раза так. Столько оленей пыло. На олене потки. Там сополь, дынка, пелка, колонок, росомаха, писец, рысь, вытра. Так много, нато племени зиму промышляй, и то не поймать.