Тайна озера Кучум

Сергей опять крикнул, раз, второй, третий. Никакого ответа. Или Костя не слышит, или не хочет отвечать. Но собаки, услышав знакомый голос, должны вернуться обязательно. Значит, они тоже где-то далеко впереди.

Уля сдёрнула со спины винтовку, звонким щелчком хлопнула малопулька. Негромкий выстрел раскатисто прокатился по распадку. Если человек и собаки здесь, будет отзыв. Но в ответ только несмолкаемые разговоры птичьего братства, да шум говорливых ручьёв, набирающих силу от тающего снега.

В то время, пока Уля заряжала винтовку, Сергей смотрел по сторонам, вслушивался, ждал: может, где-то что-то щёлкнет, бухнет, аукнет, послышится шорох травы под собачьими лапами или торопливая поступь человека. Но напрасно.

Вновь пошли по следам Кости. Теперь уже Сергей впереди отмеривал расстояние своими широченными шагами. Уля, едва успевая за ним, засеменила следом. Он шёл неразборчиво, спонтанно, просто так, потому что видел шаги. Она — с возрастающим удивлением, потому что «читала» все его действия.

А удивляться было чему. Вот Костя мелко трусил ногами, как будто что-то искал. Вот повернулся и какое-то расстояние шёл задом. А вот вдруг сорвался с места и побежал, но не ровно, прямо, а какими-то непонятными зигзагами, как будто был пьян. Впрочем, это уже заметил и Сергей, поэтому остановился и в растерянности посмотрел на Улю. Она, не останавливаясь, кротко махнула рукой: пошли дальше.

А дальше было ещё загадочнее. Добежав через поляну до очередной колки, Костя резко изменил направление и торопливо пошёл направо, в гору, туда, где чернели скалы невысокого гольца. Это было ещё непонятнее, потому что высота, крутизна склона и трудный ход предупреждали о нелепости выбранного пути. Однако Костя упрямо шёл вперёд, вверх, на голец. А зачем? Может быть, он увидел какого-то зверя или услышал какой-то звук. Но тогда почему не предупредил товарищей?

Первая сотня метров, вторая, третья… Уля и Сергей запыхались, несколько раз останавливались, чтобы восстановить дыхание, а Костя прёт напролом, через кусты рододендронов, протаявшие курумники и ползучие стланики. Там, где чёрт ногу сломит. Как от погони уходит стреляный зверь, которого преследуют собаки. А собаки и так идут за человеком. Их лапы то и дело пересекают подшитые ичиги, уходят то вправо, то влево, но вновь возвращаются на след. Как будто понимают, что человек попал в беду и ему необходима помощь.

Вот до вершинки гольца осталось совсем немного, два небольших броска, а там будет видно, куда и зачем торопится Костя. Уля устала, расстегнула курточку. Сергей взял у неё винтовку, перекинул себе за спину, протянул руку. Она не отказалась, как-то робко дала ему свою горячую ладошку. Оставшееся расстояние прошли вместе, крепко держась руками.

А вот и вершина. Просто обыкновенное нагромождение камней, холодных, но протаявших с солнечной стороны. С северной стороны — крутой спуск в овальный цирк. Здесь, в заветерье, ещё царствует зима. Лучи ласкового солнца проникают сюда на короткое время, что недостаточно для полноправного шествия весны. Возможно, холодный снег будет лежать здесь до середины лета или вообще превратится в ледник, который не растает до следующей зимы.

Сергей и Уля вышли на макушку. Как это всегда бывает после покорения вершины, на минуту замерли, очарованные красотой. Под ногами — безбрежный океан тайги. Крутые распадки, узкие ложки, среди белого снега зелёные, оттаявшие под солнцем альпийские луга. Далеко внизу шумят бурные паводковые реки, грохочут белковые ручьи, в нешироких разлогах мутнеют небольшие озёра. Под соседними гольцами яркой свежестью темнеет хвойный лес. Дальше, к линии горизонта, тайга приобретает голубой оттенок, постепенно переходящий в мутную марь.

Везде, куда бы ни падал их взгляд, острые, зубчатые горы. На севере они несколько приплюснуты, без острых вершин. Здесь дикий мир ограничивается отдельными, редкими, серыми белками. А там, на юго-востоке, куда предстоит идти каравану, сплошное, хаотическое нагромождение гольцов, белых, заснеженных, ледниковых. В настоящее время там ещё царство угасающей зимы. Благоухающая весна тёплым крылом любви только коснулась её суровых оков, подтопила снег, омыла талой водой вековые ледники, робкой щербинкой оголила крутые солнцепеки. И оттуда, куда продвигается аргиш, угрюмой, хмурой бесконечностью тянет промозглым холодом, непредсказуемостью и каким-то непонятным, предостерегающим напряжением.