Тайна переписки

У нее оказался чудесный серебристый голос, мелодичный и, как понял вдруг Трескин, волнующий. Поставленный условиями места почти вплотную, он оглядел девочку. Бесформенная одежка — нечто вроде черного трикотажного балахона с открытым горлом — скрывала фигуру, но девочка прогнулась, отстранившись, и опавшие на бедро складки обозначили гибкий стан. Темно-зеленые клетчатые штаны доходили до середины голени; она носила узкие туфли на босую ногу — без каблуков и чудилось даже, что без подошвы. Стояла девочка с Трескиным вровень или, может, пониже была на пару всего сантиметров. «Метр семьдесят, — определил он опытным взглядом, — и вес — пятьдесят пять килограммов».

— Мой любимый размер! — объявил Трескин вслух.

Она неуверенно улыбнулась, глянула на чертеж, пытаясь, вероятно, связать замечание с предметом разговора. Мелкие, неосознанные движения губ, поворот тонкой шеи — дрогнула жилочка — выдавали напряжение.

Рот у нее — пожалуй! — великоват, и, может быть, что-то не совсем в порядке с носиком, но удлиненный, приятный овал лица не вызывал сомнений. Русые, мягкого оттенка волосы она коротко стригла и зачесывала с пробором, так что, сбившись набок, волосы вольно лохматились.

Нет, она не была красавицей того калиброванного журнально-рекламного типа, который Трескин знал и по жизни. Зато славное милое лицо ее оживлялось бегло скользнувшим чувством. Праздно стояла она, скучала, ожидая, когда заказчик удовлетворится, а в уголках губ, в складке мимолетно сошедшихся бровей, в брошенном на сторону взгляде угадывалась своя, отдельная от Трескина, от всякого сиюминутного события жизнь.

— А что, как мы проводим досуг? — сказал Трескин.

— По-разному, — без всякого жеманства отвечала Люда.

Трескин явственно ощущал каждое ее слово — оно раскатывалось где-то внутри нежным эхом.

— У меня машина «ниссан», — сказал он, глядя в глаза, — серо-голубая акула. По дороге стелется шепотом. Что если нам прокатиться?

— Покататься? — повторила она, забавно переиначивая. И сдвинула брови, словно сомневалась в том, что такие солидные, взрослые люди, как Трескин и она, Люда, могут заниматься подобными пустяками.

— Да. Ближе к вечеру.

— Сегодня вряд ли.

— Как хорошо, что я имел в виду как раз завтра!

— А завтра — не знаю.

— Какие это мы однако… загадочные, непредсказуемые, — сказал Трескин.

Она изменилась, неуловимо потемнела, и он понял, что напортачил, понадеявшись на неотразимые свойства «ниссана». Чтобы исправить сказанное и вернуть прежние хотя бы позиции, следовало теперь повозиться. Но этого не хотелось — возиться.

— Как говорится, я встретил вас — и всё! — распевно продекламировал Трескин, выставив палец пистолетом.

Привычное присловье он выпалил, не запнувшись, а Люда хихикнула. Люда не знала, что была это не случайная шутка, остроумная находка, которая много искупала в грубоватых ухватках этого человека, а нечто более значимое: усеченный до парадокса романс стал для Трескина чем-то вроде жизненного девиза. «Былое» старого лирического романса не занимало его ничуть, не интересовало его ни в каком качестве, тогда как «всё!» — голое и жадное желание — оставалось средоточием помыслов.

— …И всё былое в отжившем сердце ожило, — поправила Люда, укоризненно улыбаясь.

От «былого» следовало, наверное, без промедления возвратить девушку к серо-голубой акуле, но Трескин не видел надобности суетиться. Он снова повернулся к эскизу, а когда Люда склонилась вместе с ним над столом, товарищески положил ей на плечи руку. Так непринужденно и просто, что девочка растерялась… Спина была худенькая, застежка лифчика не прощупывалась — лифчика Люда не носила. Трескин испытывал желание скользнуть ладонью вниз, обхватив девочку плотнее, коснуться сквозь ткань основания невысокой груди…

— Но! — вскинулась Люда, сбрасывая руку; непроизвольно глянула туда, где слышался за преградами голос главного, который повышенным тоном повторял в телефон:

— Вообще, все это заложено в проекте: и снос, и уничтожение… Да… да… конечно!

— Значит, я могу рассчитывать, что к вечеру вы закончите аксонометрический эскиз? — громко сказал Трескин.

— Можете! — ответила Люда, сверкая глазами.

— А как вы хотите расположить заголовок?

После недолгого колебания она повернулась к столу:

— Здесь! — Ткнула пальцем, и Трескин незамедлительно обхватил ее за гибко прогнувшийся стан. Она рванулась молча, но с ожесточением. Трескин не решился продолжать.

— Минуточку, я не совсем понял, — произнес он, глядя на ее пылающее лицо.

— Что вы не поняли?!

— Насчет заглавия.

— Дуракам полработы не показывают! — отрезала Люда.

— Совершенно верно, — проговорил Трескин, несколько сбившись, — я тоже хотел бы… видеть результат… поскорее.

— Получите, когда будет готово! Не раньше.

— Договорились, — Трескин начал пятиться.