Читаем Тайна песчинки полностью

Я не могу утверждать, что Шилин был связан с Янесом, — продолжал Хинт, — у меня для этого нет никаких оснований. Да и не в этом дело, в конце концов. Для Долгина и Шилина Янес был великолепной находкой, спасительной надеждой, посланной им судьбой. Но, как видите, Янес им не помог. Шилина я долгое время не встречал. Только слышал, что он увлекся административной деятельностью. Есть еще люди, для которых ученая степень — лишь «ступень» в административной карьере. В этом я убедился, когда прилетел в Ташкент. Шилин уже был там, на силикальцитном заводе.

— Почему?

— Теперь он один из тех, кто управляет силикальцитными делами.

— Но он же считал, что силикальцит — это мираж в пустыне?

— Да, считал. А теперь он уже этого не считает. Шилин даже сказал мне, что отныне во всех поездках за границу по делам силикальцита он будет сопровождать меня.

Хинт помолчал, потом решительно сказал:

— Что ж, пусть едет. Прав был мой профессор — пользу нам приносят и друзья и враги.

— А где же теперь Янес? Может, тоже собирается…

— Нет, нет, он никуда не собирается ехать. Я встретил его в Таллине. Опустившийся, грязный. Он остановил меня, начал просить прощения.

— Вы, конечно, простили его?

— Нет, нет, — вскочил Хинт, — не простил. Я просто обошел его, как обходят столб или яму, ничего не ответил ему. Он для меня больше не существует. Теперь у меня другие заботы.

— Какие?

— Прежде всего люди, которых я бы назвал «или-или»… Они считают, что в мире должно быть только одно — или бетон, или силикальцит. Или цемент, или известь. Или то, или другое. Почему? Разве они не могут уживаться?

Хинт открыл пухлый портфель, с которым он не расставался, нашел листки с какими-то расчетами и продолжал:

— Вот посмотрите. Если верно, что население нашей планеты за двадцать лет увеличится на миллиард человек, то надо будет построить примерно двести пятьдесят миллионов квартир. Я считаю по четыре человека на квартиру в среднем. Так? Но не всюду есть цемент и не всюду он будет. Вот тут-то и сыграет свою роль силикальцит. Иначе говоря, хватит дела для всех заводов — и силикальцитных, и железобетонных, и алюминиевых, и даже деревообрабатывающих. Такие же расчеты я сделал во время полета и для нашей советской земли. Как будто все ясно? Но является человек и говорит: «или-или». И его слушают.

Хинт помолчал, придвинул уже остывший чай, глотнул и добавил:

— Поверьте, три четверти моего времени я трачу на споры с такими людьми, а четвертую четверть — на то, что успокаиваю себя после каждой встречи с ними. Это все наши старые недруги. Теперь, правда, при государственной поддержке силикальцита, они могут решиться только на короткие вылазки, мелкие укусы, технические придирки. Все это так. Но ведь и мошкара мешает жить. Не так ли?

И снова мы сидим с ним до глубокой ночи и говорим о силикальците. Хинт, как всегда, вспоминает своего старого профессора — Юрия Нуута. Он советовал не бояться ни друзей, ни врагов — и те и другие приносят пользу. Это напутствие профессор повторил и перед смертью.

Может быть, и он приучил Хинта в любой неудаче искать прежде всего свою, а не чужую ошибку. «Подводные рифы»? О них любил говорить и помощник Хинта — Александр Белкин. Он умер вскоре после защиты своей кандидатской диссертации. Талантливый молодой ученый и опытный инженер, он успел построить один из лучших заводов силикальцита — в Лодейном Поле, теоретически и практически доказал великие возможности нового искусственного камня. Белкин перешагнул через многие «рифы» и заглянул за горизонт, в наше будущее.

— Теперь всех нас тревожит это будущее, — вы же знаете: птица покидает свое гнездо.

— Что вы имеете в виду? — спросил я. (Хинт любил начинать с загадочных фраз.)

— Вы когда-нибудь принимали участие в спортивных соревнованиях? Скажем, в беге на тысячу метров? — спрашивает Хинт.

— В школе и в институте.

— Я хорошо помню до сих пор это необычайное напряжение, ощущение собранности, внутреннего подчинения всех помыслов единой цели. Каждый из бегунов приготовился, пригнулся, боится пропустить тот момент, долю секунды, когда прозвучит выстрел стартового пистолета. Я все это хорошо помню.

Так вот в ту минуту, когда мы подписываем соглашение о продаже иностранным фирмам лицензий на силикальцит, я слышу выстрел стартового пистолета. Поверьте мне, он отзывается в моем сердце.

— Ну что ж, если мы продаем, то идем впереди.

— Вот видите, — вскочил Хинт, — даже вы не хотите взглянуть за горизонт! Теперь-то мы впереди. У нас не было ни конкурентов, ни соревнования. Сама жизнь как бы поставила нас впереди.

— Или ваше изобретение?

— Допустим. Но теперь мы уже начинаем соревноваться и с итальянцами, и с японцами, и с американцами… Появились крупные фирмы из других стран. Это мирное, очень благородное соревнование. Мы стоим теперь не очень далеко друг от друга. А стартовый пистолет уже прозвучал. И соревнуемся мы не с любителями в технике, а с мастерами высокой технической культуры.

Вот где должны с особой силой проявиться все преимущества нашего общества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза