И угораздило же проклятую змею укусить именно Толика! Хорошенькое начало для его первой экспедиции! А мы теперь на время лишаемся опытного радиометриста.
До базы было сравнительно недалеко, километров двадцать. Верблюды шли хорошо, торопились домой.
Вот и наши палатки, приютившиеся под обрывом скалы.
Павлик был очень смущен и обескуражен, сразу начал оправдываться:
— Я всех предупреждал и проверял, как вы велели, Алексей Николаевич. Но эти проклятущие кобры снова забрались в палатку, сразу две, и опять ночью…
— Как себя чувствуют Петров и Хасан?
— Вроде ничего… Но я вчера с перепугу сообщил об этом деле по радио в Асуан, и сегодня утром, когда мы вышли на связь, оттуда сообщили, что высылают к нам самолет. Я не просил, честное слово.
— Ничего, не помешает. Пусть заберут их в больницу. Но где он сядет?
— А мы сразу, как узнали о вылете, подыскали тут неподалеку площадочку. Ровная и просторная, вполне сядет. Я туда послал двух ребят дежурить, все равно ведь работы на сегодня сорваны.
Мы прошли с ним в палатку, где лежали укушенные. Возле них хлопотала Зиночка в белом халате. Хасан выглядел уже вполне здоровым и встретил меня веселой улыбкой. А Толя Петров попытался привстать а тут же бессильно уронил голову на подушку.
— Лежи, лежи, — остановила его Зина. — Сейчас самолет за вами придет.
— Как же все-таки вас угораздило сразу двоих попасться? — досадливо спросил я.
— Вы же сами говорили, змея есть змея, — . поспешно ответил за пострадавших Павлик. — Видно, тут место такое… змеиное. Надо перебазироваться.
Тут мы услышали далекий рокот мотора и поспешили встречать самолет. Это был двухмоторный «бичкрафт». Сделав несколько кругов над горами, он пошел на посадку. Значит, выбранная площадка устроила пилота.
Когда мы подошли к самолету, летчик уже, стоя на крыле, натягивал на мотор брезентовый чехол.
А в тени крыла, поджидая нас, нетерпеливо расхаживал Али Сабир.
— Не утерпел, сам прилетел, — сказал геолог, крепко пожимая мне руку. — Захотелось самому полазить по этим горам. А как ваши люди?
— Один, кажется, поправляется, второго придется отправить в больницу.
— Ах, мискин,[11]
— поцокал сочувственно языком Сабир. — Ладно, летчик отдохнет немного, выпьет чаю и отвезет его. Ах, шайтан этот ганеш, ай шайтан! Но сразу два, а?Геолог сокрушенно покачал головой и вдруг сказал:
— Да, познакомьтесь, это мой помощник. Будет мне помогать немного.
Только тут я заметил, что в тени под фюзеляжем самолета сидит еще один человек — худенький, молодой, в потертом и замасленном комбинезоне. Он не подошел к нам, а только издали, не вставая, слегка поклонился.
— Ну, а успехи как? — спросил нетерпеливо Сабир.
Пока мы шли к лагерю, я коротко рассказал ему о своих приключениях.
— Да, йесхатак! — вдруг вскрикнул геолог, останавливаясь и хлопая себя по лбу. — Едва не забыл, вам просили передать вот это…
Он покопался в своей потрепанной полевой сумке и протянул мне помятый телеграфный бланк.
Значит, все-таки получилось! Электронная машина помогла установить, что и «Горестное речение» и верхняя часть текста под солнечным диском на плите, которую мы нашли весной, принадлежат тому же, кто оставил надпись и в фальшивой гробнице пирамиды, — Хирену!
Значит, моя гипотеза подтвердилась: «Горестное речение» в самом деле принадлежит Хирену. Он восхвалял в нем восстание, призывал народ к борьбе. Как сразу вырастает его фигура, какой становится интересной и значительной, и отрывочные сведения, которыми мы располагали до сих пор о том смутном времени, вдруг проясняются и предстают в новом свете. Теперь дело за нами: искать, искать, искать!..
Радость была велика, но все-таки мое приключение, видно, давало себя знать. Я почувствовал такую слабость, что ушел поскорее в палатку и прилег у Павлика на койке. И незаметно задремал; а когда проснулся, наступил уже вечер, посреди лагеря горели три фонаря, поставленные прямо на землю по краям брезентового «круглого стола», и оттуда доносились спорящие голоса.
Самолет, оказывается, давно улетел, а я даже не слышал. Толю Петрова увезли в больницу, но Хасан отказался лететь и теперь с аппетитом уплетал пахучую тамийю из бобов в чесночном соусе.
Сабир сидел у другого фонаря немного в сторонке и, напевая себе под нос что-то задумчиво-заунывное, осматривал и проверял радиометр. Помощника почему-то не было рядом с ним. Он весь вечер вертелся среди рабочих, о чем-то болтал с ними и ни разу не подошел к геологу.
Уже перед отбоем я видел, как этот помощник приставал с какими-то разговорами к повару, и слышал, как Ханусси ему резко ответил: