Тайна пленного генерала

Шубин с ребятами прибыл к месту трагедии, мрачно смотрели они как изувеченные осколками тела равнодушные бойцы из похоронной команды грузят на гужевые повозки. В строю осталось восемь человек, включая женщину, чихающего Рязанова и его самого – бессмертного лейтенанта Шубина. В тот вечер они выпили по двести сэкономленных наркомовских с молчаливого согласия отцов командиров, подумав добавили ещё по сто, но лучше не стало.

– Водка не выход, – напомнил малопьющий Вартанян.

– А что вход? – сумничал захмелевший Лёха Кошкин.

Полк отошёл к Комарова за реку Плоть довольно широкую, но мелкую, ударили морозы и зарываться в землю стало ещё труднее. Немцы накапливались на захваченной территории, особо не наглели, видимо, свыкались с погодными условиями, о которых у себя в Германии даже не слышали. Данное направление, ранее казавшимся важным, теперь оказалось не в приоритете. Тяжелые бои шли под Тулой, под Калинином. Морозы крепчали, особенно по ночам, днем, когда выглядывало солнце, становилось сравнительно терпимее. Войска перешли на зимнюю форму одежды: снабженцы везли теплые портянки, верхонки, шапки-ушанки, полк получил два десятка комплектов маскировочных халатов. На позициях горели костры – бойцы отогревались.

За четыре дня Шубин с бойцами дважды пересекали передний край, осматривали вражеские позиции, притащили в своё расположение полуобморочного обер-лейтенанта с кляпом во рту – никого крупнее добыть не удалось.

«Не клевало», – оправдывался Шубин.

Обер-лейтенант служил при штабе мотопехотного полка и сведений о готовящемся наступлении не имел. Он мог врать, но это вряд ли; мог не знать, но скорее всего немцы в ближайшее время не замышляли никаких действий. Дополнительные силы не подходили, войска сидели гарнизонами в деревнях, а на переднем крае оставались замаскированные пулеметные гнёзда и заградительные минные поля. Немца трясли сутки. Глеб помечал на карте расположение германских войск, номера частей, вооружение, количество штыков. И вырисовывалось странная картина – фронт не был стабильным, это были зигзаги, выступы, впадины – что угодно, но не передний край в классическом понимании, в нем было столько дыр, что так и хотелось в них пролезть. Обер-лейтенанта отправили под конвоем в тыл – существовал не афишируемый приказ: офицеров вермахта не расстреливали.

– Солить будут на зиму… – предположил Курганов.

Возможность прогуляться в глубокие немецкий тыл вскоре представилась, – командира полковой разведки срочно вызвали к комполка. Дело близилось к вечеру меркли и без того невыразительные краски дня. В командирской землянке пыхтела буржуйка, было тепло, но напряжённо. Помимо майора Донского и начштаба Оленина, здесь присутствовал незнакомый офицер, – невзрачный на вид, но явно отягощенный полномочиями, у него была острое, продолговатое лицо; воспаленные глаза, говорящие о хроническом недосыпании; шинель была расстегнута, в петлицах алели четыре прямоугольника. Он метался по землянке как волк в клетке, кусал губы…

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору? – начал по уставу Шубин.

– Ты меня сначала послушай лейтенант! – проворчал незнакомец, устремив на разведчика пронзительный взгляд, потом повернулся к Донскому: – Это он и есть, Игорь Тимофеевич?

– Так точно, товарищ полковник! Лейтенант Шубин! – комполка и начштаба вели себя скромно, сидели в углу с постными лицами.

– Ладно, – полковник немного расслабился. – Ты, вроде, неплохо себя зарекомендовал, лейтенант. Временно поступаешь в распоряжение армейской разведки – твои командиры не возражают, – губы его раздвинулись в усмешке. – Полковник Алмазов, Александр Львович, разведуправление штаба 43-ей армии. Подходи не стесняйся, лейтенант, смотри на карту…

Эту карту, хоть они данные экземпляр Шубин помнил наизусть, мог с закрытыми глазами перечислите населённые пункты и места дислокации противника.