Тайна пленного генерала

Половина компании расселась в грузовик; выхлопная труба выстрелила ядовитым выхлопом и машина покатила по дороге. Остались пятеро, их подвода была развернута в ту же сторону, полицаи никуда не спешили, они курили, обменивались впечатлениями о прожитом утре. Снова кто-то рылся в телеге, стал перебрасывать с тряпки, расправил цветастый женский платок, показал товарищам, – те одобрительно закивали. Засмеялся лупоглазый молодчик, показал большой палец.

«Деревню ограбили, – догадался Шубин. – Там и заночевали».

Командовал группой высокий, крепко сбитый тип с сединой в волосах, – он был среди них самый сдержанный, но веселиться подчиненным не запрещал, впрочем, время вышло; он посмотрел на часы и что-то негромко приказал. Полицаи неохотно поправили обмундирование, стали рассаживаться на подводе. Лупоглазый молодчик забрался на место возницы, стегнул кнутом: «А ну пошли, падлы ленивые!».

Подвода со скрипом поволоклась по дороге; возница что-то посвистывал, лениво стегая лошадок. Полицаи валялись в соломе, курили немецкие сигареты. Утро выдалось сравнительно теплым, ветер и снежные осадки не беспокоили. Старший полицай сидел свесив ноги и болтал ими в такт движению. В отличие от подчинённых, нашивки он имел не только на рукаве, но и на вороте, белела нарукавная повязка со словом «полицай» крупными буквами ОД – служба порядка. Полицай зевнул, задумчиво уставился в небо…

В этот момент его из дернули за ноги с повозки; предатель и опомниться не успел, как ударился головой о скрипящее колесо и тут же потерял сознание. Шубин схватил его за шиворот, сбросил в кювет; телега продолжала скрипеть; пассажиры, растянувшиеся в соломе, и ухом не повели. Второго выдернул из телеги сильный Курганов – полицай захрипел, смешно за дрыгал ногами; мощный удар в висок отправил гада в нокаут и он обессиленный тоже покатился в водосточную канаву. Такое уже не осталось незамеченным – подскочил белокурый парнишка, от страха открыл рот, в него и пришелся удар прикладом – пострадавший повалился без чувств. Выпрыгнул из телеги ещё один: белёсый, весь в бородавках, с узко посаженными глазками, собрался было пуститься наутек. Его догнал Вартанян, подставил ногу – полицай споткнулся, шлепнулся в грязь и ещё пару метров пропахал ее носом. Подбежал Кармерзы, дал прикладом по загривку, словно топором по берёзовой чурке – полицай икнул, подавился грязью. Ножами предателей родины не резали – Шубин запретил это делать, имелись кое-какие планы насчёт полицейского обмундирования. Трудно не заметить, что лошадки побежали резвее. Возница очень кстати обернулся; Резун дал ему кулаком в живот – возница выпучил глаза и загремел с подводы. Валентин схватил поводья, остановил лошадей. Кошкин и Кармерзы схватили полицая под руки, потащили в лес, там бросил за деревьями; последовал сильный удар, полностью выбивший из полицая дух.

– Их даже трогать противно, – пожаловался Кошкин. – Словно слизняка какого-то давишь.

– Как вы думаете, товарищ лейтенант, это не заразно? – засмеялась Настя, она не участвовала в нападении, стояла рядом, смотрела.

– Быстрее! – поторапливал Глеб. – Не маячьте на дороге!

Ещё два бесчувственных тела сбросили с повозки, поволокли в кусты. Резун натянул поводья – лошади повернули вправо, подтянули повозку в чащу. Только на поляне, в тридцати метрах от дороги, остановились отдышаться. Полицаев свалили в кучу, сели передохнуть. Лошади вели себя смирно, помахивали куцыми хвостами. Настя гладила их по кургузым мордам, что-то ласково говорила. Разведчики смотрели на нее с недоумением – баба точно ненормальная! Старшего полицая положили отдельно от прочих, он медленно приходил в себя. Кошкин извлёк из подводы цветастый платок, свернул в несколько раз замотал рот полицаю, тот изогнулся, выпучил глаза, в один из них Лёха и дал – глаз мгновенно заплыл – полицай потерял сознание.

– Как он там? – покосился Глеб.

– Вышел из строя! – не без удовольствия сообщил Кошкин. – Сломался то бишь, молчит в тряпочку.

– Мужики, здесь куча добротной одежды в телеге, – сообщил Резун. – По мешкам рассовали, ну точно деревню обчистили. Ого, да тут и самогонки три здоровенные бутыли! – зазвенело стекло. – Хорошо затарились, сволочи. Хлеб тут, картошка, куры в мешке. Товарищ лейтенант, а этих куда? – Резун выбрался из подводы и кивнул на приходящих в сознание полицаев. – На опарышей пустим?

– Да хоть на колёса намотайте! – сплюнул Шубин. – Только шкурки не повредите, пусть снимут.

Полицаи умоляющее завыли все те же надоевшие отговорки: «Мы не хотели, нас заставили, при первой же возможности собирались перебежать к своим!». Они покорно раздевались под презрительными взглядами, просили не убивать, дать последний шанс, мялись в исподнем с босыми ногами, строили жалобные глаза. Шуметь не хотелось – их забили прикладами как скот, тех кто верещал – убивали в первую очередь. Настя продолжала гладить лошадей, иногда косилась на расправу, стискивала зубы.

– До чего же тошно, – пожаловался Курганов. – Ведь были же когда-то наши люди, жили как все…