Тайна покрытая временем (СИ)

— Да что вы. Как я смею, — ухмыльнулся Глазьев. — Ведь вы такое светило науки. Куда мне, простому воину…

— Вот и помалкивайте, — махнул ладонью гардемарин. — А кого это мне ночью подселили в каюту?! Понимаете ли, не рыгнуть, не пукнуть…

Старший майор с трудом сдержал смех — Величинский выглядел импозантно и шутейно.

— Это молодой граф Воронцов, сбежавший из саксонского плена. Кстати, он был на том острове, куда мы направляемся.

— Граф?! А что он изорван, как бродяга?

— Так в плену был, гардемарин, а не на балу. Понимание должно быть…

Величинский надул щёки.

— Да в каком плену, сударь?!

Совершенно неожиданно на палубу вышел Воронцов.

— Вы считаете, гардемарин, что я лгу?!

— Да почём мне знать, — отмахнулся учёный. — Только с того места ещё никому не удалось бежать. А вот вы, — он выдохнул, — каким-то образом сбежали…

Молодой граф хотел схватиться за шпагу, но оружия на поясе не было.

— Прекратите, Величинский! — повысил голос Глазьев. — И вы, граф, не горячитесь! И расскажите нам, как вам удалось уйти не только с острова, но и из подвала, в котором вас, по вашим же словам, насильно содержали. Да ещё и вместе с сестрой.

У подружки Марии Воронцовой, такой же ветреной и беспутной, была вечеринка. Посольство русичей в Саксонии отмечало её день ангела. Как же, у дочки самого посла!

Народу собралось немало. Среди гостей были замечены и молодые саксонцы — представители элиты. Они без труда уговорили двух подружек, опьяневших от шампанского, поехать с ними в дорогое увеселительное заведение, коих в столице Саксонии было немало. Николай увязался за сестрой, зная её шебутной нрав и привычку задирать юбку, танцуя на столе. А потом крутить над головой снятыми панталонами, как флагом.

— Позорище! — кричал, бывало, папенька. — Дочь графа Воронцова на глазах у всех сымает панталоны на столе среди объедков! Это какого же бесстыдству надо набраться?!

— Врут, — отвечала Мария, не моргнув. — Я на стол уже без панталон взобралась.

Папенька хватался по привычке за розги, но тут на защиту дочери вставала маменька.

— Уйди! А то и тебе достанется! — гремел громом Воронцов-старший.

Маменька выпячивала приличных размеров грудь и сверкала накрашенными глазами.

— Да как у тебя рука поднялась?! Да где это видано, чтобы хлестать родную дочь по нежным ягодицам?! Потом денег не наберёшься пластику делать!

— А вот на это денег не жалко?! — папенька тряс рукой с зажатыми в ладони розовыми шёлковыми панталонами дочери. Их прислали курьером в гламурной коробочке от какого-то саксонского лорда. На визитке в коробочке было начертано: «Дорогая Мария! Вы забыли это вчера на моём письменном столе в кабинете. Они так благоухали, что я не спал всю ночь, думая о вас. Надеюсь на скорую встречу! Лорд Джейкобс».

— Хм, — маменька подносила монокль, чтобы лучше рассмотреть бельё. — Маша, с каких пор ты носишь панталоны дороже, чем у меня?! А что за лорд? Он старый?.. Богатый?

— Пошли вон, дуры! — наливался кровью от гнева папенька. — Месяц чтобы из дому носа не показывали!

Через месяц, однако, Маша бросалась в очередной омут. Папенька, не выдержав такого поведения дочуры, решил отправить её назад, естественно, вместе с маменькой.

— Распадлючились, вы, здесь, — хмуро говорил он, поднося очередную рюмку водки ко рту. — Мне уж граф Толстой депешу прислал со своим недовольством в отношении вас. С первой же оказией отправитесь домой!

Маменька перечить уже не смогла — в таком состоянии граф Воронцов мог и её отхлестать розгами по ягодицам. Пришлось собираться, но Маша решила на прощание гульнуть по полной. Да и повод уже был.

Молодой граф проследил за сестрой и увидел, как её сажают в подъехавшую карету. Он бросился на выручку сестре, но был оглушён. Его с Машей связали и поместили в какой-то вонючий сарай, но потом быстро погрузили на корабль.

Корабль шёл дня три. Всё это время с пленниками не разговаривали, только носили воду и пресные лепёшки. Маша морщилась, кричала и грозила, но пользы от этого было никакой. Хорошо ещё ведро дали, чтобы справлять нужду.

В последний день их мореплавания в трюм спустился человек и накинул им на головы чёрные мешки. Потом спустился ещё кто-то и приказал молодому графу написать письмо своему отцу. Граф поначалу артачился, но после угроз сексуальных бесчинств над сестрой, сдался. Хотя, как ему показалось, Мария Андреевна была не прочь попробовать то, чем грозились.

После их доставили на остров. Мешковина сбилась с головы графа, и он сумел разглядеть невысокие фортификационные сооружения.

— Я уже говорил, что матросы в лодке упоминали некие мины под водой, но как они выглядят — я не знаю. Правда…

Граф на секунду замолчал, будто что-то вспоминая, но потом, сморщившись, продолжил:

— Нас с Машей держали в каком-то сыром и холодном подвале недели две, и только последние два дня выводили на воздух погулять. Минут на десять, не более. Тропинка шла в густых зарослях, но я сумел увидеть меж деревьев на рейде пять больших черных кораблей. Паруса забраны…

— Не разглядели их вооружение? — живо заинтересовался Глазьев.