— Александр Мефодиевич, верь мне, — положил ему ладонь на плечо Глазьев. — Как только он приблизиться на милю — стреляй. Положи в мортиры пороха, как на два заряда.
— Сделаю, — оторопело сказал Алехандро, глядя на стремительно уходящего с палубы старшего майора.
Глазьев выскочил наверх и отдал команду заряжать пушки Арсеньева — заряды ещё оставались, и подбежал к Поворову.
Бледное лицо командора, покрытое уже коркой от засохшей крови, выглядела как маска. Только глаза горели яростно и с вызовом.
— Павел Сергеевич, держи курс прямо на галион. Не сворачивай. Как только махну рукой, перекладывай фрегат на правый галс.
Командор облизнул губы и кивнул.
— Как там?.. Что с кораблём?
— Плохо, Павел Сергеевич. Но мы же ещё в бою!
Поворов покачнулся, но только крепче ухватился за штурвал.
— Фёдор Аркадьевич, я горд, что сражался с вами… Помните про спрятанный пистолет.
Глазьев спрыгнул с полуюта на палубу, приник к прицелу пушки. Сосредоточился, наводя орудие на борт галиона.
С чёрного корабля не стреляли. Видимо, так была надобна книга Ярослава Мудрого, что фрегат боялись утопить, чтобы эта реликвия не была навечно скрыта в глубинах океана.
Глазьев только ухмыльнулся, увидев в прицеле отметку в одну милю.
— Ну, Мефодич, стреляй…
Грохнули один за другим два выстрела. Ядра точно прилетели в одно и то же место — в облупившуюся краску на борту галиона. Фёдор Аркадьевич выдохнул и поднёс фитиль…
Высокий столб из дыма и огня поднялся над водой. Чёрный галион будто подпрыгнул над гладью моря и переломился, разбрасывая вокруг щепы и останки людей.
— Чудеса! — воскликнул Алехандро. — В пороховой погреб попали! Ну, Фёдор Аркадьевич!.. Ну, мастер!
Полуразбитый фрегат «Императрица Анна» уходил с поля боя, оставив за собой обездвиженные саксонские галионы, и капитан Поворов выпустил из рук руль. Но командор не упал на палубу, подхваченный Глазьевым.
— Мы победили, Павел Сергеевич, — твердил старший майор, снимая с мертвых глаз командора слипшиеся от крови волосы. — Мы победили…
Глава 13
Величинский и граф Воронцов в сопровождении князя Дуладзе зашли в один из приёмных залов императорского дворца.
— Ждите, — приказал князь и махнул двум охранникам в меховых шапках. — Охранять. Глаз не сводить, а я схожу и доложу Его Величеству…
Величинский поставил сундук на длинный стол и упал на стул, выдохнув.
— Наконец-то, мы, граф, добрались, — улыбаясь, сказал он Воронцову и устало закрыл глаза. — Как гора с плеч…
Молодой граф, однако, только отчасти с этим согласился.
— Мы во дворце… И в таком ужасном виде!
— Расслабьтесь, сударь, — не открывая глаз, проговорил гардемарин. — Никто нас не укорит за это.
— Мне самому неприятно, — буркнул Воронцов. — А вдруг сам император зайдёт. Я сгорю от стыда.
— Не думаю, что Николай Александрович будет сильно гневаться, — Величинский всё-таки открыл глаза и поднялся. — Будет хуже, если мы бы пришли при параде, не выполнив поручение императора.
Массивные двери внезапно распахнулись, и в зал быстрым шагом зашёл император. За ним еле поспевал Дуладзе и Пётр Разумовский. Воронцов, заметив его Величество, вытянулся во фронт и почтительно склонил голову. Гардемарин замешкался на секунду, но тоже принял приветственную позу. К нему сразу и подошёл Николай Александрович.
— Величинский, я очень рад, что вы выполнили моё поручение. Откройте же ларец и покажите реликвию! Впрочем, пождите… Граф, — император обратился к Разумовскому. — Сходите за митрополитом. Возможно, нам понадобится старец…
— Епифаний, — подсказал Пётр.
— Да! И не мешкайте.
Разумовский убежал, а император повернулся к Воронцову. Окинул его взглядом, полным презрения.
— Мне известно о ваших деяниях, сударь, — рассерженно зашипел Николай Александрович. — Как вы могли?!
Воронцов упал на колено, не смея смотреть на императора. Николай Александрович резко и властно взмахнул ладонью и в зал вошли два дюжих жандарма из службы Григория Скокова.
— В подвал его!
Величинский при этом выпучил глаза и открыл рот, и даже сделал шаг навстречу императору, но тот остановил его выкриком:
— Не лезьте, сударь!
И тут же гардемарину скрутили руки охранники из службы Дуладзе, зорко наблюдавшие за происходящим, а Воронцова уже выводили из зала жандармы.
— Не лезьте, гардемарин, — повторил император, но уже гораздо тише. — Я всё знаю. Неужто, ты подумал, что я могу допустить, чтобы это, — он показал пальцем на ларец с книгой, — украли ещё раз? Уже от иберийского порта вас незаметно охраняли спецы из службы Скокова. Да, я знаю, как сражался Воронцов по пути в столицу. Как он охранял и тебя, и ларец. И то, что был ранен, тоже знаю. Это делает ему честь, но это его прямая обязанность. Он делал это должно. А в остальном я буду решать его судьбу от имени Отечества. Он — русский граф, а это не пустое. Его предназначение — служить Отечеству с пелёнок. Уразумел, гардемарин?!
Величинский только молча кивнул, повиснув в руках охранников. Император же развернулся к дверям и кому-то приказал:
— Подойдите!