Читаем Тайна поповского сына полностью

При последних словах она встала во весь рост. Она была несколько полна, но ее вид был величествен и стан строен.

— Не из рук Волынского получу я корону моего великого отца! — продолжала она, и на одно мгновение во всей ее осанке, в гневно сверкнувших глазах промелькнуло что-то, напоминавшее ее отца.

— Нет, эту корону я могу получить лишь из рук народа и войска, — закончила она.

— Но народ обожает ваше высочество! Гвардия бредит вами! — воскликнул Лесток. — Соединясь с Волынским, вы будете иметь в руках реальную силу.

— Кабинет-министр забыл, что я не "безвестная полонянка" Екатерина, а он не Александр Данилович Меншиков. Вот что, — заметила Елизавета.

И, видя расстроенное лицо Лестока, с улыбкой добавила:

— Не огорчайтесь, мой добрый Лесток, я знаю свои права. Но, говорю вам, еще рано. Не думайте, что я увлекаюсь только маскарадами да менуэтом. Но я умею ждать. Мой отец не одно поражение перенес от непобедимого Карла, пока в тиши не подготовил последнего удара.

— Дай же Бог вашему высочеству поскорее иметь свою Полтаву, — произнес Лесток, целуя руку цесаревны.

— И она будет, мой верный Лесток, — ответила она, — но надо повременить. А тогда, верьте, вы будете моим первым помощником. Можете передать это маркизу Шетарди.

Дальнейший разговор был прерван вошедшим дежурным камер-юнкером, который доложил, что во дворец только что прибыл его светлость герцог Курляндский.

— Вы видите, Лесток, — со странной улыбкой произнесла Елизавета, — меня не забывают.

— О да, ваше высочество, в этом и есть вся беда, что его светлость уж слишком часто стал вспоминать о вас в последнее время, — ответил Лесток, — будьте осторожны, ваше высочество.

— Благодарю, — сухо сказала цесаревна и поспешила навстречу герцогу.

Герцог, когда хотел, мог быть очень любезным человеком. Он почтительно поцеловал цесаревне руку и осведомился об ее здоровье.

Со своей стороны Елизавета в очень любезных выражениях поблагодарила его за внимание и подчеркнула, как приятно удивлена она высокой честью его посещения.

— О, ваше высочество, — возразил герцог, — бремя государственных забот так мало оставляет мне досуга для личных удовольствий.

Затем герцог посетовал, что цесаревна сравнительно редко бывает при дворе.

— Но моя кузина, — ответила Елизавета, — не всегда оказывает мне честь своим приглашением.

— Помилуйте, ваше высочество, — поспешил прервать ее герцог, — но ведь вы родились уже приглашенной к двору. Императрица, ваша августейшая сестра, так и смотрит на это.

Хотя Елизавета и знала, что это неправда, что, наоборот, императрица, видимо, намеренно избегает ее приглашать, тем не менее она оценила любезность герцога и наклоном головы поблагодарила его.

Обладая в высшей степени живым, подвижным умом, проницательным и ясным, хотя и не глубоким, Елизавета отлично умела поддерживать разговор.

Она очень умело обратила разговор на всегда интересную для герцога тему, а именно об его лошадях. Желая быть до конца любезным, Бирон, зная, как любит цесаревна лошадей, тут же предложил ей чудного вороного жеребца Султана.

— Я сам выездил его для вас, ваше высочество, — сказал он, — я не знаю лучшей лошади. Она ничего не боится, ей можно под ухом стрелять из пистолета, она легко берет барьеры и понимает все военные сигналы. Это достойный конь для дочери Великого Петра.

Елизавета от души поблагодарила его.

Затем герцог совершенно конфиденциально спросил цесаревну, якобы по поручению императрицы, нет ли у нее тяготящих ее долгов и не нуждается ли она в деньгах.

Елизавета вспыхнула. Действительно, ей далеко не хватало получаемого содержания. По природе она была страшно расточительна, любила роскошь, чуть не каждый день меняла платья, башмаки и белье и, кроме всего, в чем ей было бы, может быть, труднее всего сознаться, очень любила хороший, изысканный стол и дорогие, сладкие вина. Она ела несколько раз в день, по два раза завтракала, по два раза обедала, и у нее был еще ранний и поздний ужин. А так как она была человек общительный и нрава веселого, то и не любила кушать одна. Лесток, тоже большой гурман, подыскал ей двух французских поваров, и, кроме того, она имела несколько русских поваров, умеющих готовить и постный стол, и специальные русские блюда.

Видя ее замешательство, герцог сейчас же заявил, что императрица не может допустить, чтобы ее сестра в чем-либо терпела недостаток, и потому сейчас же просил отправить в дворцовую контору все неоплаченные счета и заявил, что отныне цесаревна будет получать на двадцать тысяч рублей в год более и что за первый же год деньги ей будут выданы немедленно.

Зная от Лестока о тяжелой болезни императрицы, от которой, по мнению того же Лестока, ей не суждено поправиться, Елизавета отлично понимала ведущуюся на ее счет придворную игру. Она знала, какой крупный козырь представляла она собою в этой игре. Замечательнее всего было то, что Анна Леопольдовна во всех этих расчетах совершенно отсутствовала, до такой степени считали ее несущественным препятствием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее