Читаем Тайна поповского сына полностью

Но она прямо пришла в восторг, когда ей привели красавца Султана. Цесаревна была прекрасная наездница, но особенно любила она ездить, переодевшись в мужской костюм.

Вообще, она чрезвычайно любила мужской костюм, великолепно шедший к ее высокой сильной фигуре. Почти на всех маскарадах она являлась в нем, причем замечательно искусно умела интриговать и ухаживать за молодыми дамами.

Султан действительно оказался на диво выезженным, и цесаревна тут же решила устроить на днях далекую прогулку, какие очень любила.

Обыкновенно она выезжала на такие прогулки в мужском костюме, в сопровождении Разумовского и Лестока и одного или двух наиболее приближенных людей, как Шувалов или Воронцов.

Приезд с визитом маркиза Шетарди еще более поднял ее настроение. Изящный француз совсем очаровал ее и в то же время очаровался сам ее красотой, величественными и вместе с тем простыми манерами и ее французским языком. С императрицей он принужден был говорить через переводчика, с Бироном тоже, и вообще при дворе немного было людей, свободно владеющих французским языком. Цесаревна же владела им, как русским.

Версальский двор был очень озабочен известиями о болезненном состоянии императрицы Анны, он не без основания полагал, что за смертью Анны легко могут возникнуть волнения.

В инструкциях, данных маркизу Шетарди, было указано на особо важное обстоятельство: "…чтобы маркиз Шетарди, употребляя всевозможные предосторожности, узнал, как можно вернее, о состоянии умов, о положении русских фамилий, о значении друзей принцессы Елизаветы, о приверженцах дома Голштинского, которые остались в России, о духе в разных отделах войска и командиров его, наконец, обо всем, что может дать понятие о вероятности переворота".

И эта сторона его обязанностей была наиболее по душе маркизу. Живой и подвижный, интриган по натуре, он охотно бывал на всех обедах и балах у придворных вельмож, широко принимал у себя и вообще жил в свое удовольствие.

Во время своего недолгого визита к принцессе он сумел дать понять, как был бы доволен Версальский двор, если бы на российском престоле сидела императрица Елизавета, единственная законная наследница по смерти Петра II. Что Версальский двор всеми силами и мерами готов оказать свое содействие к восстановлению законных прав цесаревны. А здоровье императрицы все хуже…

Затем, выразив надежду увидеться с цесаревной на ближайшем балу, маркиз откланялся и уехал.

"Как они все стараются, — с усмешкой подумала Елизавета. — Все убедить меня хотят. Смешные! Да разве я не дочь Петра, разве сама не знаю, что делать!.."

Она чуть не рассмеялась громко. Действительно, никто, кроме очень немногих, не знал, как широко раскинула цесаревна свои сети, оставаясь в стороне. Уже твердые сношения были завязаны с Первым и Вторым гвардейскими полками, с Конным, Семеновским и Преображенским, завязывались сношения и с Измайловским.

Даже Лесток не был вполне посвящен в это, хотя сам усиленно занимался пропагандой той же идеи среди богатой гвардейской молодежи. Елизавета несколько боялась его горячности.

Еще не наступил час решительной битвы. Она чувствовала это инстинктивно.

В то же время она была смела и знала, что в нужный момент не отступит.

Если ее ум не был глубок, то он возмещался в ней сознанием своего достоинства и прав своей крови, решимостью и ненавистью, которая изредка вспыхивала в ней, как молния.

Елизавета в этом отношении была похожа на своего отца. Она была не злопамятна и не зла, но в минуты гнева или когда она чувствовала затронутым свое достоинство, она была грозна и неумолима.

В такие минуты ее могла успокаивать только музыка. При ее дворе все еще состоял ее бывший учитель музыки, старый Шварц, с течением времени ставший близким другом.

И когда Шварц брал в руки свою скрипку и наигрывал грустные тевтонские песни, Елизавета успокаивалась.

— Ты Давид, изгоняющий из Саула злого духа, — не раз шутливо говорила ему цесаревна.

Вообще, небольшой двор Елизаветы был очень сплочен. Там не было ни интриг, ни зависти, ни злобы.

Доступ к ней был очень прост. Стараясь достигнуть большей популярности, да и сама по природе живая и отзывчивая, она почти никому не отказывала в приеме, и когда Шувалов, ее дежурный камер-юнкер, доложил ей, что отставной гвардии капитан, участник Полтавской виктории, Алексей Тимофеевич Астафьев добивается счастья видеть дочь своего венценосного вождя и государя, она с радостью приказала немедленно допустить его.

Астафьев в темно-зеленом мундире преображенца времен Петра I, с треуголкой в руках, вошел в приемный зал.

При виде старого воина, соратника своего отца, Елизаветой овладело волнение. Она сделала несколько шагов навстречу Астафьеву.

— Добро пожаловать, — произнесла она своим глубоким грудным голосом, — вы желанный гость здесь.

Астафьев низко поклонился и с благоговением поцеловал ее руку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее