Читаем Тайна поповского сына полностью

— Артемий Никитич! Нет! Нет! — твердил он, обнимая его. — Вы свободны, и вы, — протягивая руку Астафьеву, сказал Сеня.

— Сеня, это правда, Сеня? — спросил Кочкарев и тихо заплакал.

— Правда, правда, — повторял Сеня, целуя его руки.

— О, Боже, — проговорил Павлуша, закрывая лицо руками.

— Да, вы свободны, — подтвердил Ушаков, — можете идти. Но не забудьте, друзья, что я для вас все, что мог, старался сделать. Из других я бы жилы успел вымотать за это время, а вы, глянь-ка, живы.

— Так мы свободны, мы можем идти? — спросил Кочкарев.

Ушаков кивнул головой и отдал соответствующие распоряжения.

Кочкарев перекрестился и, переступая порог, сказал:

— Мне жаль тебя, Андрей Иванович, погубил ты душу, а смерть близка, ты стар. Проклянет тебя Бог!

— Убирайся вон! — закричал, как безумный, Ушаков.

Сеня в общих чертах рассказал, что произошло, обещал заехать попозднее и, доведя их до дому, поспешил к Варе.

Но не бывает счастья, не омраченного ничем.

Василий Кириллович приехал совершенно больной и тотчас лег в постель.

Несмотря на собственные несчастия, Василий Кириллович от всей души был рад за успехи Сени и участь Кочкарева и Астафьева.

Когда Василий Кириллович заснул, Сеня предложил своей невесте съездить к Кочкаревым, на что она охотно согласилась.

Это был счастливый вечер. Уже выбритый, переодетый, Кочкарев, лежа в большом кресле, встретил Сеню, как родного сына, и от всего сердца поцеловал его невесту. Была приглашена и Арина. Настя со слезами на глазах целовала и благодарила Сеню, называя его милым братом, а Варю милой сестрой.

— Побратаемся и мы, — сказал Павлуша, крепко обнимая Сеню. — Ты брат мой и лучший друг, — с чувством говорил он.

Марья Ивановна и старик Астафьев только плакали от избытка чувств, а старик Кузовин в восторге повторял:

— Воистину положи меня!.. Что за великая царица! Прямая дщерь Иоанна Алексеевича.

Кочкарев, как и Астафьев, отлично понимали, кому они обязаны своей свободой и жизнью, и открыто высказывали это.

Сеня конфузился, но по их требованию чуть не в десятый раз пересказывал им все свои приключения.

В этот же вечер Настя с Павлушей были объявлены женихом и невестой.

Старый боярин потребовал меду, сержант и Сеня послали за венгерским, пили за нового сына Артемия Никитича, за его изобретение, за счастье двух молодых пар и много, много еще за что пили…

Поздно ночью в быстрых наемных санках, тесно прижавшись друг к другу, неслись Варя и Сеня.

— Милый, — говорила Варя, сжимая его руку, — как жизнь прекрасна, как хочу я жить, как люблю я тебя!

— Вот моя сказка, — ответил, крепко обнимая ее, Сеня, — я нашел ковер-самолет, взлетел на нем, избавил друзей от злого дракона и похитил царь-девицу…

— Ну, похищать-то, пожалуй, и не надо было, — засмеялась Варенька, протягивая ему свои свежие губы…

Так кончился счастливейший день в жизни Сени.

XXVI

ШУТОВСКАЯ СВАДЬБА

Никогда еще с самого своего основания не видел Петербург таких торжеств, которые начались со дня "восшествия" в столицу победоносных войск. 27 января толпы народа запрудили все улицы, несмотря на сильный мороз.

Семейство Кочкаревых, с Астафьевым, Кузовиным и всеми домочадцами вышло к Зеленому мосту посмотреть на необычайное зрелище. К ним присоединились и Сеня с Тредиаковским и Варенькой. Молодой Астафьев, уже оправившийся, принял участие в параде.

Войска шли с музыкой и развернутыми знаменами. Полки сохраняли свой боевой вид. Они шли с примкнутыми штыками, с подпоясанными шарфами.

Государыня распорядилась прислать в армию лаврового листа, и из него солдаты сделали себе кокарды и воткнули их сверх бантов за поля своих шляп.

Это напоминало древние римские легионы, которые входили в Рим после победоносной войны, украшенные лавровыми венками.

Шествие тянулось очень долго. Впереди двигалась конная гвардия со штандартом, литаврщиками и трубачами. Офицеры верхом, артиллерия, хоры музыки, гвардейские гренадерские роты. Потом адъютанты барона Бирона, он сам на великолепном коне, за ним гвардейские батальоны и бесконечная лента цветных мундиров: конных и пеших солдат, генералов, офицеров.

Восторженные крики провожали победоносные полки. Пройдя всю Невскую перспективу, шествие направилось к Зимнему дворцу, прошло по дворцовой набережной, мимо ледяного дома, на который с любопытством смотрели солдаты, и, обогнув эрмитажную канавку, выстроились на площади перед дворцом.

Через несколько минут восторженные крики: "Ура!" — встретили императрицу, которые сливались с пушечной пальбой с адмиралтейских и петропавловских верков.

Приехавшие вечером Павлуша с Куманиным рассказывали подробности торжества.

Барон Бирон получил чин генерал-аншефа и бриллиантовую шпагу. Он командовал парадом.

На Неве были сожжены потешные огни для народа.

Павлуша в восторге передавал, как ласково и радостно встретил его командир и как обещал наградить.

Сеня чувствовал себя счастливым, видя вокруг радостных людей и сознавая, что они обязаны ему своим счастьем.

— Чудный мой ковер-самолет! А что еще дальше будет!

Варенька разделяла его настроение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее