Тайна портрета неизвестной дамы

Антоний зла на Ирода не держал, юный Аристобул, представитель династии Хасмонеев, был известен ему своими антиримскими настроениями, и иметь его в качестве первосвященника, влияющего на настроения народа больше, чем царь, послушный воле Рима, Антонию не хотелось. После неудачной военной кампании против парфян, ему нужны были войска Ирода, чтобы добиться победы над противником, и он не стал требовать объяснений от иудейского царя, устроив ему пышный прием, достойный царской особы.

Ирод был доволен, он получил благословение на то, что сделал, он не ошибся и на этот раз, он никогда не ошибался, но, вернувшись, он вновь ощутил жало этой змеи, своей тещи, Александры, его вновь предали, и на этот раз тот, от которого предательства он ожидать никак не мог, муж его сестры, Иосиф, поверив слуху, что Антоний Ирода казнил, рассказал Александре и Мириамне о своей трагической миссии, – убить их, если царь из Лаодикеи не вернется.

Узнал он и о том, что жена его и теща собирались искать защиты у римских легионеров, – сестра его, Саломея, донесла о предательстве Иосифа. И еще одна голова близкого ему человека слетела с плеч.

Призраки казненных им сыновей являлись Ироду, Александр и Аристобул, рожденные Мириамной, и его сын от первой жены, Дорис, Антипатр, – все они замышляли заговор против отца, хотели иродовой власти? Они достойны смерти! Все!⁵ Со смертью Александра и Аристобула кончился род Хасмонеев. «Только сыновья самаритянки Малфаки, Архелай, Антипа и Филипп, достойны наследия моего, меж ними разделю я царство свое».

Последний хрип сорвался с уст царя, он впал в забытье. Весть о смерти Ирода пронеслась по Иерусалиму, народ ликовал, люди сбили с ворот храма ненавистный им символ римской власти, золотого орла, и разбили его на куски. Но рано радовались они, Ирод еще не умер, собрав последние силы, он поднялся с постели и потребовал привести к нему смутьянов.

– Что? Радуетесь смерти моей?! – крикнул он, – Сами, сами примете смерть раньше, чем я!

– Ты осквернил храм, – был ему ответ, – мы с радостью примем смерть за веру нашу.

– С радостью?! Нет! Не будет этого, не будет радости на лицах ваших, когда пламя охватит ваши тела! Сжечь! Сжечь живьем! – приказал Ирод.

Последние силы покинули его, он тяжело опустился на кровать.

– Саломея, – ослабевшим голосом позвал он сестру, – исполни все, что я прикажу, выполни мою последнюю волю. Я не желаю, чтобы люди радовались моей смерти, я хочу, чтобы плакали они, горько плакали, когда я умру. Собери всех знатных людей этого города, и когда издам я последний вздох, прикажи казнить их всех, всех до одного! Пусть плач несется над Иерусалимом в день смерти моей.

В страшных мучениях покинул царь Ирод этот мир, но даже его сестра, Саломея, не решилась исполнить последнюю волю царя, она отпустила с миром тех, кого должна была предать смерти.

Тамплиеры

Лес закончился, внизу уже был виден замок, на самом берегу реки, на холме. Какая-то странная, тревожная тишина висела над замком, ни звука не доносилось с его двора, не было видно никого ни на самом дворе, ни в окрестностях замка, хотя до него было рукой подать. Пологий безлесный склон, поросший низкой травой и усеянный серыми валунами, опускался к самому замку, к дороге, ведущей в деревню. Гаральд вспомнил дурное знамение, с которого начался его путь, и решил, что безопаснее подойти к замку незаметно, и получше все рассмотреть. Идти нужно не напрямик, а вдоль долины по склону, не выходя из леса, и спуститься вниз не по тропе, а через заросли тамариска. Но с лошадью пройти под прикрытием кустарника незаметно не удастся. Лучше было бы оставить лошадь в лесу, но где спрятать ее? Справа по склону горы он увидел скалу, которая, казалось, вплотную прилегает к склону, но при внимательном изучении он заметил, что между скалой и склоном горы есть небольшое ущелье, вход в него обнаружить сразу не так-то просто. Войдя в ущелье, Гаральд подумал, что лучшего места, где можно спрятать лошадь, пожалуй, не сыскать.

Он привязал Ромину к дереву, выбрался из ущелья и спустился вниз. Заросли тамариска скрывали его от нежелательных наблюдателей. Подойдя к замку настолько, насколько позволяла местность оставаться незамеченным, он затаился и стал ждать. Но ожидание его ни к чему не привело, казалось, что замок был пуст, не просматривалось никакого движения, никакие звуки не доносились оттуда.