Селеста почти силой втащила фрейлину в карету.
– Но я даже не собрала свои вещи, – вспомнила Мадлен.
– Уже поздно, – ответила Селеста.
Кучер хлестнул лошадей, и карета, покачиваясь из стороны в сторону, покатилась к воротам. Вдруг она остановилась. Дверь распахнулась, и к девушкам заглянул королевский лекарь.
– Прошу меня простить, в каретах у Лувра уже нет свободных мест. Могу я поехать с вами?
– Конечно, месье Арно, – ответила Селеста.
– Благодарю, ма шер.
Попросив кучера погрузить большой сундук с целебными настойками, лекарь присоединился к девушкам.
– Кстати, Селеста, как хорошо, что я вас встретил, – сказал месье Арно, – я как раз собирался кое-что вам передать.
Мужчина покопался в карманах и достал оттуда помятый лист бумаги, щедро залитый чем-то красным. Девушка удивлённо приняла странный дар.
– Это что, кровь? – спросила Мадлен.
Лекарь, опустив голову, подбирал слова.
– Боюсь, что так, ма шер. Эту записку я достал из мундира месье Триаля. На записке указано ваше имя, Селеста. Вот я и подумал, что месье Триаль хотел передать её вам, но… не успел.
Селеста, похолодев, приняла записку из рук лекаря, но, так и не раскрыв её, спросила:
– Где вы видели Фабьена, месье Арно? Почему его записка в крови? – едва дыша, Селеста с трудом выдавливала из себя слова.
– Эта записка вместе со своим автором сегодня видела все страдания нашей столицы, – тихо, почти шепча произнёс лекарь.
– Месье Арно, пожалуйста, – прошептала Селеста, – ответьте, Фабьен жив? Он ранен?
Поняв, что не сможет всю дорогу противостоять просьбам Селесты, месье Арно тихо произнёс:
– Мне очень жаль, ма шер, его привезли вместе с другими павшими защитниками.
Записка выпала из рук Селесты. Девушка замерла, неестественно качнувшись.
– Селеста? – обеспокоенная состоянием подруги, обратилась к ней Мадлен. – Ты меня слышишь?
Но фрейлина Екатерины уже не слышала никого. Её глаза закрылись и, лишившись чувств, она повалилась на пол кареты.
– Держите её! – вскрикнула Мадлен.
Месье Арно вовремя перехватил бесчувственное тело Селесты и усадил обратно на сиденье.
– Бедная девочка, – чуть не плача, сказал старик, – я не хотел сообщать ей эту новость.
Пока лекарь искал в полах плаща пузырёк с резким запахом, Мадлен нагнулась и подняла выпавшую из рук Селесты записку. В этот момент в сознание девушки вновь вторглось видение.
Как только сумерки коснулись Парижа, добрая часть горожан начала стекаться на площадь, где накануне установили высокий деревянный эшафот. В нетерпении парижане перешептывались друг с другом, ожидая, когда же появится палач. Городские жители любили казни. При Генрихе III они случались не так часто, оттого каждое новое отрубание головы и повешение вызывало у парижан восторг. Сегодняшняя казнь была особенной.
По уверениям новой власти, был наконец пойман загадочный душегуб, погубивший не одну девушку. Толпа шумела. И вот к площади подкатила телега с установленной на ней клеткой. Открыв замок, палач вывел из повозки худого бледного юношу с взъерошенными белыми волосами. В толпе пронесся гул.
«Не похож на душегуба», «Мелковат, худоват», «Да кто их разберёт, эти душегубцев».
Руки преступника стягивали тугие веревки. Схватив беднягу за шиворот, палач легко втащил его на эшафот. Толпа возликовала. Молодой парень, стоявший на краю гибели, не боялся. Чуть прищурившись, он обвёл взглядом собравшихся зевак и взглянул на небо.
– Красивый закат, – любуясь заходящим солнцем, произнёс он.
Где-то сверху каркнул ворон, и, найдя птицу глазами, Калеб улыбнулся.
– Пора, – скомандовал палач.
Достав плотный мешок, не церемонясь, он нацепил его на голову некроманта. Дёрнув верёвку, высокий мужчина надел на шею юноше петлю, затянув её. Лишённый зрения, в последние минуты жизни Калеб слышал лишь вой толпы и чувствовал смрад, исходивший от грязного мешка. Сердце забилось сильнее. Страх холодной лапой всё-таки коснулся груди некроманта. Юноша сглотнул. Послышался скрежет деревянных досок, и в следующую секунду юноша лишился опоры под ногами. Его смерть наступила быстро, когда верёвка и резкое падение сломали ему шею. Парижане разочарованно заворчали. Они ждали долгой предсмертной агонии, надеялись, что повешенный будет дрыгаться в петле, словно пойманный кузнечик. Этого не произошло. И горожане, махнув рукой, быстро разошлись по домам. Подле некроманта остались двое: палач, что привык прятать лицо под колпаком, и ворон, своим криком проводивший юношу в последний путь. В это время в одном из районов Парижа начинало разгораться алое пламя смерти, ещё никем не замеченное. И спустя несколько часов оно заполонило собой весь город.