Тайна предсказания

Почти все гостиницы и постоялые дворы находились под управлением немцев. Они носили в основном немецкие названия, например, "Adler mit zwei Koepfen"[72] на Кампо-Санто или гостиница "Zur Glocke"[73] на Виа Каппеллари, что дало повод Пию II заметить: "Где нет немцев, там нет и немецких гостиниц". Поиски же античного Рима, Рима древних римлян, города оратора Цицерона, императора, волокиты и философа Марка Аврелия, почти ничего не дали, если не считать руин, которые перемежались с сельскими пейзажами и заставляли надеяться, что среди каменных обломков и колючего кустарника сокрыта классическая древность. Форум или то, что могло им считаться, представлял собой груду развалин среди степных трав и кустарника, где паслись коровы и овцы. От триумфальной арки Септимия Севера над землей возвышалась лишь плоская крыша, подобная террасе обозрения; не многим заметнее была и арка Тита, а между ними — пустыри, обломки колонн и беспорядочные нагромождения камней — загадочных и непригодных для новых построек. Лишь один Колизей пользовался уважением. Он сохранился почти неповрежденным до средних веков, служил убежищем Папы Александра III от сторонников Барбароссы, затем был перестроен в храм, а позже использовался в качестве каменоломни — из-за мрамора и змеевика. Другого предназначения у него не было.

На второй день их поисков (брат Лютгер меж тем уже покинул город, отправившись со своей священной посылкой в направлении Неаполя и пообещав увидеться с ними по возвращении) Марта и Леберехт, перейдя Тибр по Ватиканскому мосту, стояли прямо перед собором Святого Петра, гигантской стройплощадкой, которая превзошла все их ожидания. На обширном, открытом со всех сторон пространстве лежали глыбы камня, кирпич и балки, которые, казалось, были разметаны одноглазым великаном. Строительные материалы транспортировались блоками и тачками из одной стороны в другую, что создавало впечатление хаотичности и отсутствия определенного плана. Затем с помощью деревянных подъемных приспособлений камни поднимались на кровлю нефа. Упряжки мулов тянули их к растущему на заднем плане куполу Микеланджело, от которого пока виднелись только венцы колонн.

Марта и Леберехт растерялись, увидев на этой строительной площадке огромное количество людей. Здесь были сотни рабочих в пропыленных лохмотьях, нарядно одетые пилигримы с флагами, профессиональные нищие в рубищах и облаченные в красное вельможи, ремесленники и гордые профессора, богомольцы и художники. Они изумленно наблюдали за нескончаемыми передвижениями, сопровождаемыми шумом стройки и возгласами на всех языках.

Они не обговаривали это заранее, но Леберехт вдруг схватил Марту за руку и потянул к строительному бараку, находившемуся слева от священного трибунала, чтобы навести справки о Карвакки.

Посыльный с короткими волосами и связкой бумажных свитков под мышкой вышел из дверей, и Леберехт описал ему Большеголового так подробно, насколько позволяло его знание итальянского.

— Можете не описывать Карвакки, — рассмеялся посыльный, — его здесь каждый знает. Он — любимчик мастера. Тот прозвал его в шутку "протестантом", оттого, наверное, что он много лет работал по ту сторону Альп, в Германии. Хотя он и говорит на их языке, ему никто не верит. Ну какой каменотес добровольно отправится в страну, где и сейчас еще царит французский стиль?!

— Но это так! — возбужденно воскликнул Леберехт. — Я был его учеником.

Посыльный наморщил лоб.

— Значит, вы — немцы? И вы все еще почитаете стрельчатые арки?

Леберехт понял намек на немецкую архитектуру и, тоже рассмеявшись, попросил:

— Отведите меня к нему, прошу вас!

Юноша дал приезжим знак следовать за ним и направился к Кампо-Санто. Леберехт и Марта с трудом поспевали за посыльным, в то время как он быстро пересек несколько заграждений, выбрал ход через ворота в неф церкви и несколькими запутанными лестницами поднялся на плоскую кровлю собора. Там царило оживление, как на рыночной площади.

Их взгляды скользнули к замку Ангела и Тибру, который лениво, словно рептилия, змеился через весь город. Среди путаницы домов, дворцов, церквей и руин возвышался античный пантеон, словно купол, под которым была погребена тайна. И лишь несколько улиц шли прямо, сближаясь, пересекаюсь и снова расходясь. Большинство же составляли запутанный узор бессистемно застроенного ландшафта, который походил на сетку трещин на старой картине.

Леберехт с Мартой впитывали вид Молоха у своих ног и вздрогнули, когда за их спинами раздался низкий голос:

— Я знал, я всегда знал это! Нет, какая радость!

Они обернулись. Перед ними стоял Карвакки. Леберехт сперва не мог вымолвить ни слова — таким неожиданным было появление мастера. Марта отступила на шаг, но Карвакки подошел к обоим, молча обнял Леберехта и приветствовал Марту с отменной учтивостью, как старую знакомую.

— Я всегда знал, — повторил Карвакки сквозь слезы, — что однажды мой мальчик будет стоять передо мной. Я знал, что ты приедешь, я знал это!

Леберехт, который тоже боролся со слезами, высвободился из объятий и, кивнув в сторону Марты, сказал: