Тайна предсказания

— Можете назвать это Страшным судом, — ответил он, — или finis mundi, или концом человечества. Коперник с помощью математики выяснил, что к Земле со страшной скоростью летит звезда и что в 1582 году, на восьмой день десятого месяца, произойдет столкновение.

Куртизанка Панта, которая сидела сбоку от Леберехта, держа в правой руке бокал, громко вскрикнула, словно сраженная выстрелом; при этом бокал выскользнул у нее из рук и содержимое выплеснулось на белую скатерть, образовав красное пятого, — словно кровь невидимого духа.

— Но в Писании об этом и речи нет! — воскликнула она. — Писание предвещает нам Страшный суд, на котором будут разделены Добро и Зло. Если то, о чем вы говорите, истинно, вряд ли будет играть какую-то роль тот факт, относится ли человек к праведникам или к грешникам, — тогда всех ожидает одинаковая судьба. Это значит, что нет ада для проклятых, а праведники напрасно ожидают рая.

Гости, явно ошеломленные этими словами, один за другим принялись осушать свои бокалы, и прежде всех — Роспильози. Казалось, это сообщение обеспокоило его больше, чем остальных. На вопрос Лоренцо Карафы, знал ли он о грозящем несчастье, тот уклончиво отвечал, что Папа занес труды Коперника о движении светил в черный список и что благочестивому христианину под страхом отлучения от Церкви запрещено знакомиться с их содержанием, а уж тем более распространять их. Лютер, коего, упаси Боже, никак нельзя считать сторонником Папы, обругал Коперника дураком, перевернувшим с ног на голову все искусство астрономии. И как сказано в Писании, Иисус Навин[97] приказал остановиться на небе Солнцу, а не Земле.

Молодые люди, сидевшие рядом с Роспильози, закивали в подтверждение.

Леберехт же, напротив, сухо заметил:

— А теперь спросите себя, кому можно больше верить — Иисусу Навину, старому рубаке из Ханаана, или Копернику, ученому, искушенному во всех науках?

Панта, до этого почти не уделявшая Леберехту внимания, теперь бросала на него восхищенные взгляды, в меньшей степени из-за его знаний и образованности, но более — из-за той храбрости, которую проявил каменотес. Едва слышно она шепнула ему:

— Будьте осторожны в выражениях! Лоренцо имеет обыкновение приглашать не только своих друзей. Он часто пирует со своими врагами, чтобы унизить их, и эти люди ловят каждое опрометчивое слово. Меня не удивит, если завтра весь Рим заговорит о пророчестве Коперника.

— Как раз это, — прошептал в ответ Леберехт, — вполне соответствует моему намерению. В остальном же вам не стоит обо мне беспокоиться. Инквизиция больше заинтересована в моей жизни, нежели в смерти.

Панта не поняла этого замечания, приписав его скорее действию вина, которое подавалось в серебряных кувшинах и на которое гости налегали все сильнее. В конце стола прекрасная спутница одного невзрачного монсеньора, превосходившая его ростом на целую голову, так что он взирал на нее снизу вверх, как на чудотворную икону, начала всхлипывать в платочек, что, в свою очередь, тронуло до слез ее спутника и стало поводом к безмолвной молитве.

В мгновение ока вокруг Леберехта столпились подвыпившие мужчины, осаждавшие его вопросами о достоверности учения Коперника, о точном дне конца света и о труде, в котором отражены его выводы. Леберехт постарался ответить на все вопросы, за исключением того, где находится книга Коперника. Вскоре все гости разделились на несколько групп. Одни начали причитать и призывать всех святых, в то время как другие, восклицая "Nunc est bibendum!",[98] предались возлиянию, сибаритству, кутежу, обжорству и сладострастию, словно это был последний день их жизни. Здесь были рыганье, хрюканье, чавканье и стоны, проклятия, песни и ликование, и едва ли кто-нибудь обращал внимание на всех остальных.

Когда eminentissimus Родриго Торелла, префект совета по замене еврейского слова "амен" на латинское "sic" и профессор из Пьетровалле, начал громко и внятно сквернословить, понося самым ужасным образом некую святыню, когда монсеньор Фредерико Пачиоли, советник и интимный друг внушавшего ужас кардинала дель Монте, исполнил в высшей степени непристойную песенку, в которой, насколько вообще позволял понять его тяжелый от вина язык, существенную роль играл фаллос бога Приапа длиной с локоть, когда скромно одетые служители курии, усвоенными манерами уступавшие лишь Пию V, начали посылать воздушные поцелуи присутствующим куртизанкам, а то и вовсе атаковать их непристойными жестами (зрелище, вызывавшее смех своей неуклюжестью), благородное пиршество стало напоминать те уличные оргии, которые в летнее время происходили под мостами Тибра.

Незаметно для прочих гостей кардинал Лоренцо удалился вместе с Мартой, своей соседкой по столу, чтобы показать ей роскошно обставленные залы палаццо. Марта была под впечатлением от всей этой роскоши, скульптур белого мрамора, картин Рафаэля и Леонардо, модной мебели из экзотической древесины. То ли крепкое вино, то ли отчаяние момента, но Марта, словно неопытная дева, позволила кардиналу обольстить себя остроумной лестью.