Тайна, приносящая смерть

– Дальше тот, кто ходил, ушел куда-то, потом разговор какой-то. Не помню точно, то ли плакал кто-то, то ли просто громко говорил. Голос будто бы женский.

Это Гаврилова, очевидно, как раз звонила в милицию. Данила кивнул, предлагая парню продолжить.

– Потом тишина, снова шаги. Возле моей головы вдруг все смолкло и... – он вдруг запнулся, стрельнул исподлобья в Данилу затравленным взглядом. – Скажу, не поверите!

– Попробуй, – предложил тот.

– И смех потом.

– Что смех? – не понял Щеголев, втиснул ладони под мышки.

– Ну... Когда шаги стихли, раздался тихий, тихий такой смех. Довольный, я бы сказал. И все, потом снова провал. Очнулся, когда меня уже ваши начали в себя приводить, водой брызгать. Кто смеялся-то, а? Он-то... – Лемешев снова дернул подбородком в сторону большого пятна подсыхающей крови на полу. – Он-то не смог бы. Он ведь не смог бы ходить-то, так? Ваш эксперт насчитал в нем страсть сколько ран. Как он ходить-то бы смог? А смеяться?! Разве можно смеяться-то с такими ранениями?! И вообще, как он смог бы мне у порога по башке лупануть, если весь изрезанный был?!

Вопросы парня уводили Данилу не туда. Они мешали ему сосредоточиться, вязли ноетой какой-то в мозгу, отвлекали. Да, да, он мог бы сорваться сейчас и наговорить ему всякой дряни. И что путать его нечего, забивая ему голову всяким мусором. И что, совершая преступление, нужно быть готовым к тому, что возмездие настигнуть может очень скоро. И что все может пойти совсем не так, как планируешь. Просчет, он ведь не только у дилетантов, он и у профессионалов случается. А судя по всему, парень относил себя если и не к профи, то совсем не к дуракам. Так вот, если такое случается, надо принять и стойко держать удар, а не пытаться на ходу неумно фантазировать.

Но что же такое занозой сидело в голове? Что он пропустил? На что отвлекся и не спросил о чем-то важном, кажущемся на первый взгляд пустяком?

– Вспомнил!

Встряхнулся Щеголев, услыхав, как Толик под окнами распинается с какой-то женщиной. Да еще и похохатывает. Кандидатуру подыскивает на Тамаркино место? Она ему подыщет! Она ему так...

– Ты сказал мне, что Хлопов этот много от кого огородами к себе под утро возвращался, так? – Данила подошел к окошку, выглянул.

Коллега едва пополам не сворачивался перед школьной секретаршей. Скалил зубы, играл бровями, без конца норовил тронуть гражданку Гаврилову то за локоток, то за талию.

– Сказал. – Лемешев растерянно заморгал, поднес скованные наручниками запястья к губам, подул осторожно.

– И кого он особенно часто навещал ночами, наш мутный малый? – спросил Щеголев, почти уверенный в ответе.

– Часто или нет, не знаю. Но пару раз видал его, как он от Бобылихиного дома крался. Я от Сашки домой спешу, а он оттуда бочком все, бочком, – разочаровал вдруг его скованный наручниками Иван.

– Бобылихиного? Это кто еще?

– Там бабка раньше жила одинокая, ни семьи, ни детей, звали ее Матрена, кажется. Бобылихой ее звали на деревне, и все, без имени. В деревне ведь так, пристрочат имечко, потом живи с ним. Мою мать вон Феклой величают, а ее Нина зовут, – с обидой произнес парень.

Фекла и есть, покивал Данила. Не была бы Феклой, не пошла бы на поводу у находчивого сыночка, попросившего подсыпать в чай заядлому читателю районки – Степушкину то бишь – снотворного. Отговорила бы, усовестила. А то и подзатыльников наподдавала. А она...

– Слушай, а чего ему у дома этой самой Бобылихи-то делать? Если у той ни семьи, ни детей, да и сама, наверное, старая? – рассеянно проговорил Данила, стоя спиной к парню и лицом к окну.

Не давало ему покоя Толиково кобелирование, раздражало, бесило. Нашел тоже время! Если бы не гомонящая толпа из сотрудников и зевак, взявших дом Степушкина в плотное кольцо, давно бы уже в сад утащил Лилию Федосеевну. О дальнейших действиях можно было лишь догадываться. Может, на жизнь свою собачью стал бы ей жаловаться. Либо, наоборот, ее, безутешную, жалеть, только что пусть и не в законе, но овдовевшую.

Не выдержав, постучал костяшкой пальца по стеклу. Толик нервно дернул шеей, обернулся на стук, нахмурил брови, которые мгновение назад так виртуозно метались над горящими алчным светом глазищами. Дернул вопросительно головой. Данила не нашел ничего лучшего, как погрозить ему пальцем. И себе за спину им же потыкать, призывая того к исполнению долга. Малый-то все еще сидел посреди комнаты, где замочили Степушкина.

Толик лишь сердито отмахнулся, настырно повернулся к окошку, то есть к Даниле спиной, демонстративно уложил наглую длань на оголенное плечо безутешной и увлек-таки ее подальше от посторонних глаз. Куда-то за угол поволок, куда конкретно, из окна Даниле видно не было.

– Так что Хлопов этот забыл у дома Бобылихи? – поторопил с ответом приунывшего хакера Данила. – На старух потянуло?