С другой стороны, сожительство – это продукт того агрессивного и разрушительного наступления на семью, которое было предпринято еще с конца XIX века. Мы помним, как после революции 1917-го, основываясь на западных идеях, семья была названа пережитком прошлого. Церковь отделили от государства, и она перестала регистрировать и документально фиксировать браки. Введение гражданской формы брака было проведено в России специальным декретом, однако еще долгое время регистрация «де-факто» не была обязательной. Советы рассматривали новую форму регистрации главным образом как средство борьбы с браком церковным. Введение гражданского брака было воспринято населением поначалу отрицательно, и в то время незарегистрированных браков было достаточно много: люди венчались тайком и попросту играли свадьбу. Кроме того, не сразу были созданы специальные для бракосочетаний учреждённые заведения, зарегистрировать брак мог любой представитель государственной власти, обладающий печатью. И очень многие браки были записаны от руки на листочке и скреплены печатью: «Такой-то и такая-то объявляются мужем и женой. Начальник… такой-то», но по факту семья всё равно ощущалась законной и целостной структурой. Люди давали обещания верности перед гражданским обществом – потому такой брак носил название «гражданский».
В 30-е годы XX века, словно освободившись от дурмана, о семье у нас заговорили строго и определённо: семья как ячейка общества была объявлена идеологией советского государства. Страна перестала быть вязанкой хвороста в пожаре мировой революции и начала строить национальное государство, которому был нужен народ здоровый, работящий, выносливый. В крепкой семье вырастало психологически здоровое поколение.
Постепенное угасание религиозной жизни в семье стало, пожалуй, важнейшей причиной разрушения института брака и семьи в нашей стране. Все более укореняющееся в душе советского человека безверие означало для него, прежде всего, отсутствие практики внутренней духовной работы над собой, борьбы со своими страстями.
Когда из супружеских отношений уходят религиозные смыслы, человек невольно поддаётся своим прихотям и начинает жить плотью, то есть разворачиваться на себя, и перестает видеть те нравственные ценности, которыми только и может жить и сохраняться семья.
Сексуальная революция поставила знак равенства между понятиями «любовь» и «секс». Вернее, когда появилось понятие «секс», его не отделили от понятия «любовь». И хотя подсознательно многие понимают разницу, но за несколько десятилетий в сознание так внедрились путаные стереотипы, связанные с этими понятиями, что без выяснения их истинной сути не понять многих современных словосочетаний. Например, говоря: «бойфренд», «мой парень», «моя девушка», «мой мужчина» и «моя женщина», не все осознают, что речь идёт исключительно о половых партнёрах, а не о любимом человеке, верность которому хранится до конца жизни.
Кстати, когда нейрофизиологами проводились исследования реакции больших полушарий коры головного мозга на различные чувственные импульсы, оказалось, что за чувство любви отвечает правое полушарие, отвечающее за целостное образное мышление, – там у нас «живёт» любовь, а сексуальные ощущения локализуются в левом полушарии. Вывод очевиден: любовь и сексуальность – это разные сферы жизни человека. Сексуальность – его биологическая, животная составляющая, а любовь – чувство собственно человеческое, личностное. Поэтому нельзя сводить человека к сумме его физиологических потребностей и ввергать в пропасть зависимости от его сексуальных ощущений – это унижение достоинства человека. Оскорбительно низвержение отношений мужчины и женщины с высокой планки любви до низменных ощущений сексуальных партнёров.
«У нас в стране секса нет…» Эти слова, прозвучавшие во время телемоста с Америкой в первые годы перестройки, стали крылатой фразой в ироничных устах либералов, а на самом деле женщине не дали договорить фразу: «…у нас есть любовь». То есть она хотела подчеркнуть, что у нас нет секса как идеологии отношений.