Тайна проекта WH

Я подумала, что Флоридский своей невоздержанной болтливостью может расшифровать, хоть и бывшего, но всё-таки агента нашей разведки. Однако сам Карл Брокштайн этого похоже не боялся. Видимо, богатство делало его неуязвимым даже для ФБР, тем более, что позиции этой спецслужбы после падения режима Мендосы были в Аурике весьма слабы. Широко улыбнувшись, он охотно признался в том, что Арнольдо был его другом.

– Больше всего я благодарен ему за то, что он научил меня любить Германию.

Говорить дальше Карлу не дали, а то он сообщил бы массу лестных подробностей о дяде Лёше. Экран погас.

– А теперь представьте себе, господа и товарищи, что за Германию учил его любить Ростовцев, действовавший в Аурике под личиной неофашиста.

Надо было положить конец разглагольствованиям Стаса, и я попросила слова. Он тут же подошёл ко мне.

– Я хотела бы прочесть небольшие выдержки из письма одной женщины, занимавшей видное положение при дворе Мендосы и общавшейся с Ростовцевым.

– Прочтите, Мария Александровна.

– Здесь всего страничка: «Дорогая сестра Мария! С великой печалью приняла я весть о безвременной кончине старого моего друга. Бесконечно благодарна Вам за то, что Вы оставили при нём распятие. Только я одна знаю, кем был для меня этот человек. Он вошёл в мою грешную жизнь, словно пришелец из иного мира, более чистого и благородного, чем наш, вошёл и указал мне путь к спасению, к истине. Находясь по долгу службы при дворе нашего тогдашнего правителя, он постоянно пребывал в окружении пошлых и глупых тварей. Ему было невероятно тяжело прятать от них подлинное своё лицо. О таких, как он, говорят: непростительно умён и опасно образован. Только в общении со мной он находил малую радость – возможность хотя бы недолго побыть самим собой, и я счастлива, что смогла стать для него источником этой малой радости. Он не любил меня, ибо поклонялся какому-то своему Богу, который был для него выше земного счастья. Я ревновала его к Святому Духу и говорила ему об этом. Он смеялся и отвечал, что влюблён в мою красоту, а это и есть высшее проявление любви. Не знаю, какие грехи были за ним, но грешны мы все. Пока жива, буду ежечасно молить Господа о опасении его души».

– Да она с ним трахалась! – радостно предположил большеухий элитный студент, сидевший через два кресла от меня.

– Молодой человек, возьмите себя в руки, – ласково посоветовал ему Стас.

Однако публика, разбуженная простым, понятным и любимым словом «трахаться», оживилась, заулыбалась, загалдела.

– Обратите внимание, господа! – продолжал Стас. – Ростовцева защищают одни женщины. Мужчины же от положительных характеристик предпочитают воздерживаться… Какой трогательный человеческий документ вы прочли, Мария Александровна! Но нам хотелось бы знать имя этой особы.

– Она не желает быть узнанной.

– Ну хорошо. А почему эта женщина называет вас сестрой?

– Она монашка.

Я в глубине души сожалела о том, что метала бисер перед свиньями, позабыв о миллионах россиян, застывших в те минуты у телевизоров. И где-то среди них были моя мама с платочком у глаз, мой сын, дочь и внуки дяди Лёши, его одноклассники и сокурсники, его студенты, седые ветераны разведки, защитники расстрелянного парламента, солдаты полковника Муромцева и вся улица Красных зорь в крошечном Зуе.

– А как насчёт связи Ростовцева с Си-Ай-Эй? – осведомился кто-то из репортеров.

– Давайте спросим об этом у представителя Центра общественных связей разведки, – предложил Стас, подходя к Михаилу Николаевичу.

Тот дал короткую справку:

– СВР проверила данные о возможной причастности полковника Ростовцева к ЦРУ. Сигнал не подтвердился.

Стас предоставил слово сотруднику института США и Канады РАН профессору Марку Иванову, и я поняла, что он начинает вводить в бой тяжёлую артиллерию.