К большому разочарованию Найденова, ни в одном пузырьке не оказалось и следов лака. Найденову было досадно признаться себе в том, что он, видимо, поспешил со своими заключениями. Резким движением он отодвинул от себя флакончики. Один из них упал. Дешевый одеколон пролился на горячую еще плиту, наполняя кухню противным ароматом синтетического левкоя. Найденов поспешно подхватил флакончик. Нагибаясь, чтобы поднять упавшую пробку, Найденов случайно взглянул на то место плиты, куда пролился одеколон. Оно стало невидимым, как бы испарившись вместе с запахом левкоя. Найденов чуть не подпрыгнул от радости. Он немедленно вернул все флаконы оставив ce6e небольшое количество одеколона «Левкой». Исследование в лаборатории показало, что в одеколоне «Левкой» был растворен лак Бураго. Роль дворника была ясна. Оставалось выяснить: является ли Аделина Карловна его невольной пособницей или сознательной помощницей. Найденов должен был принести на квартиру Бураго точный дубликат стаканчика с крышкой и оставить его на столе. Если и этот стаканчик окажется в руках дворника, то роль экономки будет ясна.
Найденову не раз приходилось, заработавшись до поздней ночи с Бураго, оставаться у него ночевать. Он был, в полном смысле слова, своим человеком в доме. Аделина Карловна ничуть не удивилась, когда он пришел и заявил, что ему нужно поработать в кабинете Александра Ивановича. Ночью он поставил на стол Бураго дубликат стаканчика и сделал точные отметки его положения, чтобы заметить, если он будет сдвинут. Кроме того, и на поверхности стаканчика имелись невидимые для простого глаза метки, по которым сразу будет видно, что над сосудом проделывались какие-либо манипуляции.
Утром, проснувшись на диване в кабинете Бураго, Найденов нашел свое платье и ботинки тщательно вычищенными заботливой рукой Аделины Карловны. В столовой на белоснежной скатерти сверкал кофейник и испускали аромат свеже-поджаренные гренки в молоке.
Как только он ушел, за квартирой было установлено тщательное наблюдение.
В институте Найденов нашел радиограмму от Бураго. Старик сообщил, что прилетает сегодня. Радиограмма была составлена в таких выражениях, что Найденов понял: у старика успех. И действительно, едва появившись в кабинете своего комиссара, Бураго весело крикнул:
- Ну, поздравляйте старого факира!
- Победа?
- Еще не совсем, но путь к ней ясен. Ясен, ясен, как день, - оживленно потирая руки, повторял Бураго. - И ведь черт его возьми, вашего приятеля: неплохая голова, ей-богу, отличная голова! Он, конечно, еще не законченный ученый, ему не хватает настоящих знаний, плоховато с методикой, но у него есть полет мысли. Они с Валей прекрасная пара.
Заметив, что при этих его словах лицо Найденова омрачилось, Бураго рассмеялся.
- Не бойтесь! Это только в научном смысле. Ее данные плюс смелость его фантазии. Право, он молодец. Знаете, над чем он сейчас пыхтит? «Раз, - говорит, - лак, дающий хорошие результаты во всех условиях освещения, может работать лишь в подогретом состояний, нужно подогревать его на поверхности судна». - «Но ведь это же химера, - уговорю ему, - корабль не самовар. Нельзя же держать его все время горячим». И вот тут-то, милостивый государь мой, я и понял, что за золотая голова у вашего друга: «Надводный корабль мы пока и не сможем подогревать, а подводный, пожалуй, сможем». - «Позвольте, - говорю, - на подлодке каждый ватт в десять раз ценней, чем на любом другом корабле киловатт, а вы собираетесь расходовать сотни, а может быть, и тысячи киловатт на прогрев стенок лодки. А зимой, в ледяной воде?» Честное слово, в первый момент мне стало даже немного обидно, что человек, называющий себя физиком, да еще к тому же моряк, говорит такие вещи! А он, ничуть не смущаясь, режет: «Мне совершенно безразлична температура забортной воды. Важен только ее состав. Если я сумею найти для лака такой ингредиент, который, вступая в энергичную реакцию с морской водой, практически не будет расходоваться в сколько-нибудь ощутительном количестве, то при погружении в воду мой лак тем самым будет подогреваться и…» И тут, честной слово, я не дал ему договорить: облапил я его, как старый медведь, и расцеловал. Ей-богу!… Если бы у вашего Житкова была лучшая теоретическая подготовка, я был бы ему нужен, как телеге пятое «колесо. Он и без меня решил бы все до конца. Но тут-то вот и понадобился старый Черномор! Мы с Житковым и с Валей три дня не выходили из лаборатории. И что вы думаете? Почти нашли! Право, осталось сделать еще один, самый последний шаг. Я привез с собой все материалы. Решение вертится вот тут, перед носом, как назойливый комар ночью. Гудит, а поймать не могу. Но я его словлю. Непременно словлю! Не сегодня, так завтра этот комар будет моим.