«Что же делать? Что делать?» - вертелось в уме каждого. Но делать было нечего, оставалось только вернуться в Москву.
- Ребята, - спросил Званцев, - был здесь недавно кто-нибудь приезжий?
- Был, - ответил детский голос.
- Когда был? Давно?
- Да с неделю будет.
- Какой он из себя?
- А из себя он добрый, дал нам всем три рубля.
- Нет, не то, ну… вид у него какой? Высокий он или низкий? Как был одет?
- Высокий, одет в пальто, с бородой, - сказала девочка.
- Она все брешет, он был без бороды, - пробасил мальчик.
Званцев понял, что толку он не добьется, и прекратил расспросы.
Печально было возвращение наших друзей. Лил осенний дождь. Они молча шагали один за другим по грязной дороге.
На станции в ожидании поезда сели пить чай. В конце концов все порешили, что унывать не стоит.
- Мы сделали все возможное, - сказал Званцев. - Вернемся в Москву и обсудим с Андреем Васильевичем, что делать дальше.
На следующий день у Званцева состоялось совещание… Другов молча выслушал доклад инженера о неудачной поездке.
- Выходит, что вы трудились зря. Все потеряно!… Но мы можем сделать последнюю попытку, - добавил он после небольшой паузы, - выяснить, не осталось ли каких-нибудь бумаг у родных профессора. Я тут без вас навел кое-какие справки о Макшееве.
Профессор достал из кармана блокнот, посмотрел поверх очков на присутствующих и начал читать:
- «Макшеев Николай Власович, родился в Казани в 1871 году. В 1893 году он окончил Казанский университет по физико-математическому факультету, а через три года защитил диссертацию на тему „Методы определения температур звезд". В 1904 году Макшеев получил звание профессора и кафедру в Казанском университете. В 1918 году он переехал в Москву, где работал в Физическом институте, сначала с академиком Лазаревым, а затем самостоятельно. С 1930 года Макшеев был членом-корреспондентом Академии наук. Главнейшие его работы: „Основа аналитической оптики", „Волновая механика и теория квант", „Явления интерференции в катодных лучах". Последнее время профессор работал в области ультрафиолетовых лучей».
- Вот и все сведения, - сказал Другов. - Надо еще добавить, что из близких родственников Макшеева осталась в живых только его дочь, Елена Николаевна. Ее фамилия по мужу Савельева, и живет она в Москве. Я думаю, не лишнее было бы поговорить с ней. Поручим Ване узнать адрес Савельевой, и мы с Сергеем Ильичей побываем у нее. Может быть, что-нибудь выясним!
Елена Николаевна Савельева, по профессии врач, жила с дочерью, девочкой лет шести, в двух небольших комнатах у Петровского парка.
Другов и Званцев представились ей и объяснили цель своего прихода: они хотели бы узнать, не осталось ли каких-нибудь работ, чертежей или записок после смерти профессора Макшеева.
- У меня, к сожалению, ничего не осталось, - сказала Елена Николаевна. - Когда я вышла замуж, папа уехал отсюда и поселился в институте рядом со своей лабораторией. Кое-что из его старых работ у меня, правда, было, но я все передала в Академию наук.
- В таком случае нам остается только извиниться перед вами за беспокойство и тяжелые напоминания об отце, - сказал профессор.
- Да, смерть отца была для меня страшным ударом. И зачем он только поехал на Кавказ?! Папа всегда проводил лето в средней полосе России: ведь он был страстный рыболов и мог целыми днями с удочкой просиживать у реки. И вдруг я получаю известие, что он убит поздней осенью на Кавказе. Как он туда попал, понять не могу.
- Скажите, - спросил Званцев, - а где именно ваш отец должен был провести это лето?
- Я и сама точно не знаю; где-то под Серпуховом. Письма я посылала до востребования на станцию Свинская, Курской дороги.
Гости встали.
- Между прочим, - заметила на прощание Елена Николаевна, - вы не первые задаете мне вопросы об отце. Вскоре после его трагической смерти сюда заходили двое каких-то научных работников и интересовались его бумагами.
Званцев насторожился.
- Простите, не можете ли вы припомнить их наружность? - спросил он.
- Одного я как сейчас вижу! Такой маленький, блондин.
- Что же вы им сказали?
- Да то же, что и вам, - ничего, - развела руками Елена Николаевна.
Геологи вернулись домой обескураженные. Все несколько приуныли. Особенно горевал Ваня, который считал себя главным виновником неудач. Ему казалось, что если бы он серьезно отнесся к делу и вовремя разгадал шифр, чертежи не попали бы в руки врагов, так как он не сомневался, что именно враги стали им поперек дороги.
- Меня все же удивляет яма, - как бы высказывая мысли вслух, заговорил Званцев. - Она слишком глубока. Зачем Макшееву надо было зарывать свои чертежи так глубоко? Да и сил для этого у старика не хватило бы.
- Знаете, - сказал Другов, - я думаю, что глубина ямы объясняется тем, что наши враги ничего в ней не нашли! Не ошиблись ли мы местом? Нет ли в Маланьине второй церкви? Проверьте, Ваня, еще раз расшифровку названия села.
Ваня в тот же вечер взялся за документ Макшеева и газету, служащую к нему ключом.