Тайна проклятого герцога. Дилогия (СИ)

Матушка Иоланта была совершенно права, заметив как-то, что лордам присущ чрезмерный авторитаризм.

— Лорд оттон Грэйд, - упрямо повторила я.

Усмехнувшись, его светлость одарил меня насмешливым взглядом, но неожиданно холодно произнес:

— Ариэлла, наедине вы обязаны называть меня по имени. Это первое предупреждение, после третьего единственной формой обращения для вас станет ‘мой господин’.

После данной тирады, герцог вновь вернулся к бумагам. Я была ему благодарна за это - оттон Грэйд избавил от необходимости держать лицо. А мне оказалось неимоверно сложно сдержаться.

Несколько минут просидев на кровати, я медленно поднялась, прошла к своим, так и не разобранным дорожным сумкам, присев, достала из бокового кармана томик ‘Священных жизнеописаний’, некогда подаренный матушкой Иолантой, и вместе с ним вернулась на постель, за неимением второго стула, вынужденная устроиться на ее краешке. Тисненную золотом кожу переплета невольно погладила пальцами - глупая детская привычка, и раскрыла на середине.

‘Испытания Пресветлый шлет лишь самым возлюбленным из детей своих, ибо они закаляют душу и оплетают сталью характер. Испытания - путь сильных, тернистый и трудный, но лишь он ведет на вершину горы. Испытания - ступени великих, возводящие к самим небесам. Не убоись трудностей…’

— Ариэлла, - оклик лорда оттон Грэйда вынудил прервать чтение, - мне кажется, вы намеревались задать вопрос.

— Я пришла к выводу об ошибочности своего намерения, - сухо ответила супругу, не поднимая головы.

— Что ж, - я определенно услышала его усмешку, - в таком случае, готовьтесь ко сну, Ариэлла.

Томик в моих руках дрогнул.

Медленно, очень медленно я подняла голову и посмотрела на мужчину, все так же увлеченно читающего уворованный личный дневник. Герцог читал внимательно, выписывая какие-то сведения в желтый свиток пергамента, который буквально поедал слова и фразы - они попросту растворялись в нем. И мне было бы крайне любопытно узнать, какие именно сведения выписывает лорд оттон Грэйд, однако смотреть на полуобнаженного лорда оказалось выше моих сил, я отвела взгляд.

— И поторопитесь, - продолжая просматривать артефакт, произнес герцог.

Захлопнув томик, я отнесла его вновь в сумку, а затем открыла отделение с одеждой. Выбор ночной рубашки для брачной ночи - трепетное действо.

— Можете лечь и вовсе без одежды, ночь будет жаркой.

И мне мгновенно вспомнилось его полное злой угрозы ‘Ариэлла, посмеете попытаться сорвать брачную церемонию, и я консумирую наш брак этой же ночью. Я, ясно выразился?!’. Руки задрожали… Стремительно повернув голову поняла, что герцог наблюдал за мной. Украдкой, старательно демонстрируя полное безразличие и не желая, чтобы данный факт стал мне известен, так как мгновенно вновь вернулся к изучению украденного.

— Вам нравится издеваться надо мной?! - вопрос сорвался прежде, чем я его осознала.

Осознала и испугалась… последствий. Но герцог отреагировал спокойно, заявив мне:

— Откровенно говоря - да.

— Прискорбно осознавать, что вы гордитесь собственными пороками, - резко произнесла я.

— Издевательство над ближним - порок? - весело переспросил лорд оттон Грэйд. - Что ж, полностью с вами согласен. Кстати, всегда считал наличие храмовников откровенным издевательством над чувствами здравомыслящих людей.

Я замерла. Вновь взглянула на герцога и, не желая вступать в дискуссию на религиозную тему, пояснила:

— Речь шла об издевательстве над теми, кто беззащитен и значительно слабее.

— Это вы себя назвали беззащитной и слабой, Ари? - закрыв тетрадь матушки Иоланты, герцог развернулся, и сообщил: - Дорогая, отныне вы одна из самых защищенных леди империи, и да - менее всего я склонен считать вас слабой, леди Грэйд.

Комплимент с сомнительной подоплекой. Я не стала отвечать и, взяв пижамный костюм из плотной серой ткани, поднялась. Эту пижаму матушка Иоланта выдала перед поездкой на гору девы Эсмеры, которую я совершала с сестрами второго столичного монастыря Всех святых. В нашем лицее не возбранялось носить как белье по собственному вкусу, так и ночные рубашки, но в паломничество мы отправлялись в казенном одеянии, столь же сером, как и уныние монашек. Собственно тогда не надела пижаму ни разу, чем спровоцировала недовольство сестры Торин, которая, увидев как я укладываюсь в длинной ночной рубахе, громогласно объявила распутницей, и после обращалась ко мне не иначе, как презрительно поджав губы. Но я все равно спала в ночной рубашке, потому как пижама была твердая, неудобная, натирала кожу, кололась и в ней вообще отдыхать не представлялось возможным… до сего дня. И прижав ткань к груди, я направилась переодеваться за ширму.

— Ариэлла, - прозвучало, едва я ослабила шнуровку платья, - удовлетворите мое любопытство - ранее в этом пережитке монастырского прошлого вам спать доводилось?

— Многократно, - не моргнув, солгала я.

— Да? - удивленно-издевательский вопрос. - И бирка вам ничуть не мешала?

В ужасе смотрю на ворот сорочки и вижу бирку, с указанием ‘Изготовлено по заказу 448 для монастыря Девы Эсмеры’. Краска жгучего стыда затопила щеки.