Тайна пророка из Назарета

Новая, страшная загадка бытия Неизреченного глянула на меня из уст этой женщины. Но мне ли, Фалесу Аргивинянину, Великому Посвященному Фив, носящему символ Маяка Вечности в сердце, отступать перед загадками Бытия? Я напряг все свои силы и окутал женщину теплом мудрости моей, сокрывшей дыхание Матери Изиды… Женщина вздрогнула и села против меня на скамье.

— Ты прислал Благословение Божие на дом мой, чужестранец, — сказала она, — и это точно так, ибо я сразу почувствовала успокоение в сердце моем. Ты видел сына моего и говорил с ним?

— Я видел его и говорил с ним, Мать, — ответил я, — и Он благословил меня. Что значит мой призыв, жалкого червя Земли, благословения Божия на дом Матери Иисуса — плотника из Назарета перед его благословением?

— Ты… ты уверовал в Него, чужестранец? Не принял ли Он тебя в ученики свои? — тихо, но порывисто спросила она.

— Нет, Мать, — ответил я, — не уверовал в Него, ибо узнал Его. Мне не быть учеником Его, ибо вот я — всегда доныне и во веки веков буду лишь жалким рабом Его…

— Чудны речи твои, чужестранец, — помолчав, сказала женщина, — но на лице твоем я читаю мудрость и страдание великое и мое сердце, сердце бедной, жалкой вдовы, сострадает тебе и влечет к тебе. Скажи мне, мудрый чужестранец, за кого ты считаешь сына моего?

— А за кого ты считаешь его сама, Мать? — ответил я, Фалес Аргивинянин.

Женщина вздохнула и стала перебирать пальцами углы покрывала своего.

— Ты, чужестранец, — сказала она, — как бы принес сюда Дыхание Сына моего… Он будто здесь… И полно мое сердце доверия к тебе… Всю жизнь меня мучает заданный тобою вопрос. Поверишь ли, чужестранец, разгадка его порой страшит меня. Кто сын мой? Да разве я знаю это, чужестранец? По моему слабому разуму женщины понять все, что случилось на скромном пути моем?

И тихим торопливым шепотом женщина стала передавать мне, Фалесу Аргивинянину, дивные простые слова о чистом детстве своем в семье простых, чистых родителей, о чудесных голосах невидимых, неустанно шептавших ей странные дивные речи, о необыкновенных сновидениях, о явлении ей светлого крылатого юноши, возвестившего ей слова Вести Благой, о замужестве непорочном и непорочном девственном рождении Сына, которому при явлении Его на свет поклонились три мужа вида царственного…

— Они были похожи на тебя, чужестранец, — сказала женщина, — не лицом, нет, а великим миром, которым веяло от них, и чертами мудрости, которую я провижу в тебе… Не было только у них на челе складок великого страдания, неведомый путник… А что было дальше?

И снова потекли слова о ранней мудрости Дивного Дитяти и творимого им самим, о Великой Любви Его ко всему сущему… Одного только не понимала, казалось, сама женщина: той неизреченной космической любви, которую она сама накладывала на слова свои о Сыне своем… И в пылу разговора откинула она покрывало свое с лица и, да будет прославлено имя Вечно Юной Девы-Матери! Я, Фалес Аргивинянин, увидел дивные, прекрасные черты и очи, глубина которых рассеяла мои сомнения, но, казалось, еще углубила бездну загадки развернувшейся передо мной.

— Мать! — сказал я ей, — Разве ты не веришь, что твой Сын — Мессия, предреченный пророками и Моисеем? А может быть, — тихо добавил я, — и больше Мессии? Испуганно глянула на меня женщина.

— Но… ведь Он — человек, чужестранец, — шепнула она недоуменно.

— Но и ты — простая женщина, Мать, — ответил я, — ведь и тебя ничто не отличает от сестер твоих. Или может быть, Мать, ты не все поведала мне? Женщина смущенно опустила голову.

— Вот только одно, — сказала она, — смущает сердце мое, чужестранец. Я — искренно верующая еврейка, старательно исполняю все указания Закона и наставников наших… но… сновидения смущают меня…

— Я — снотолкователь из Египта, — быстро сказал я, — расскажи мне сновидения твои, Мать, и я попробую объяснить тебе их.

— Да? — радостно воскликнула женщина, — Да будет благословен приход твой, чужестранец! Ведь, может быть, ты снимешь тяжесть неведения с души моей…

И робко, как бы стыдясь, она начала рассказывать мне свои сны. С первых же слов ее заря понимания занялась в мозгу моем, перед моим мысленным взором проходили среди грохота космических стихий и вздохов нарождающихся миров картины неизреченной, грандиозной жизни всесильной Великой Богини, вскормившей своей грудью новые и новые космосы, властно попирающей божественной пятой обломки старых, Богини, устраивающей бытие мрачных бездн Хаоса, богини, внимающей моленьям сотен биллионов стран, народов, человечеств и эволюций, богини, повелевающей легионами светлых духов, лучезарных взоров, от которых бежит Владыка Мрака, богини, слышавшей голос мой, Великого Иерофанта храма Вечно Юной Девы-Матери…

И дивно мне, Фалесу Аргивинянину, внимать рассказам этим из дрожащих уст простой, бедной, скромной вдовы жалкого плотника из Иудеи.

— Скажи, Мать, — спросил я, — не говорила ли ты когда-нибудь о снах своих Сыну своему?

— Говорила, — чуть слышно ответила женщина.

— И что же ты слышала от Него, Мать?