Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Этот пушкинский ответ — блестящий образец его мистификационного общения с «начальством». Здесь каждое слово продумано, а вся краткая записка из трех предложений выстроена композиционно, как истинно художественное произведение. Пушкин начинает с того, что он, дескать, только сейчас понял, что его положение ложно, то есть он-то думал, что ему полностью доверяют и что он человек вольный, а, оказывается, это не так. Значит, раз он этого ранее не понимал, то и поведение его было легкомысленным — по ошибке непонимания ложности положения, из-за недоверия «начальства», а не из-за сознательного «правонарушения». Поэтому (третье предложение) не следует судить его поступок как проявление черной неблагодарности — «и это не фраза», хотя все третье предложение — именно фраза, но ироническая.

Н. В. Путята — из записной книжки: По возвращении Пушкина в Петербург, государь спросил его, как он смел приехать в армию. Пушкин отвечал, что главнокомандующий позволил ему. Государь возразил: «Надо было проситься у меня. Разве вы не знаете, что армия моя ?»

Пушкин, уже и формально получив подтверждение ложности своего положения, теперь получает его и в устном виде, заставив и царя в этом признаться: «Надо было проситься у меня». Пушкинское «главнокомандующий позволил ему» — смесь «наивности» и издевки.

Пушкин — Бенкендорфу, 7 января 1830 г. (с. 447): Так как я еще не женат и не связан службой, я желал бы сделать путешествие либо во Францию, либо в Италию. Однако, если мне это не будет дозволено, я просил бы разрешения посетить Китай с отправляющейся туда миссией.

Пушкин уже догадывается, что он «невыездной» — по крайней мере, в свободолюбивую Европу («если мне это не будет дозволено»); тем не менее он хочет в этом удостовериться, а заодно узнать, не может ли он съездить хоть куда-нибудь.

Бенкендорф — Пушкину, 17 января 1830 г.: В ответ на ваше письмо 7 января, спешу известить вас, что Е. В. Государь Император не удостоил снизойти на вашу просьбу посетить заграничные страны, полагая, что это слишком расстроит ваши денежные дела и в то же время отвлечет вас от ваших занятий. Ваше желание сопровождать нашу миссию в Китай так же не может быть удовлетворено, так как все служащие уже назначены.

Какая трогательная забота Его Величества о пушкинских денежных делах и литературных занятиях — ну, прямо отец родной! Запрет на любую заграничную поездку прозрачен и категоричен, но Пушкин и раньше догадывался, что за границу его не выпустят. Он уже давно ищет обходной путь — об этом он расскажет сам несколько лет спустя, а мы — в соответствующем месте.

VII

Между тем Бенкендорф не успокаивается и использует любой повод для мстительной придирки к поэту.

Бенкендорф — Пушкину, 17 марта 1830 г. (с. 450–451): К крайнему моему удивлению услышал я, что вы внезапно рассудили уехать в Москву, не предваря меня, согласно с сделанным между нами условием, о сей вашей поездке. Поступок сей принуждает меня вас просить о уведомлении меня, какие причины могли вас заставить изменить данному мне слову? Мне весьма приятно будет, если причины, вас побудившие к сему поступку, будут довольно уважительными, чтобы извинить оный; но я вменяю себе в обязанность вас предуведомить, что все неприятности, коим вы можете подвергнуться, должны вами быть приписаны собственному вашему поведению.