Это ее, Екатерины Раевской-Орловой письма Пушкин, получая их в Михайловском, торжественно читал, запершись в кабинете, и затем уничтожал, сжигая: каждое письмо было и весточкой о сыне, но каждое грозило и опасностью обнаружения этой связи, чего оба они стремились избежать. Это отдельная история, она может представлять интерес и как комментарий к происхождению стихотворения 1822 года «ГРЕЧАНКЕ»
(Екатерина Раевская была гречанкой по матери), с его намеком на совместное чтение «Гяура» Байрона и прозрачной концовкой:Мне долго счастье чуждо было,Мне ново наслаждаться им.Об этом южном пушкинском романе Лацис писал: «Сын Катерины Николай родился 20 марта 1822 года, …на целый месяц (на 29 дней) позже обычного срока. Отсчитаем обратно 40 недель (280 дней). Спрашивается, где была Екатерина Николаевна в понедельник, 13 июня 1821 года?
По данным „Летописи жизни и творчества Пушкина“ …Пушкин воротился в Кишинев из Одессы 25 или 26 мая. Чета Орловых прибыла из Киева в Кишинев около 5 июня. Итак, все действующие лица нашего сюжета в должное время оказались в должном месте…
Поэт включил это стихотворение, пометив его 1822 годом, в раздел „Послания“. Под каким номером?
Нетрудно догадаться. Это судьбоносное число мы вычислили, а Пушкин помнил. И не отказал себе в удовольствии в честь своего личного праздника поставить его под номером — тринадцать!»
Но к «ПОЛТАВЕ»,
как и к N.N. «донжуанского списка» (у нее в списке было свое место), Екатерина Раевская, конечно же, не имела никакого отношения: к ней не могли относиться строки «Коснется ль уха твоего?» и «Твоя печальная пустыня». Как и Карамзина, она была среди первых читателей всего, что публиковал Пушкин, и для него было бы неприемлемым кокетством выражать сомнение в том, что до нее дойдет издание «ПОЛТАВЫ» ; к тому же нет оснований и условия ее жизни или ее нравственно-психологическое состояние в 1828 году считать «печальной пустыней».XIV
Гроссман предложил свою кандидатуру — Софью Станиславовну Потоцкую-Киселеву, для чего выстроил сюжет («У истоков „БАХЧИСАРАЙСКОГО ФОНТАНА“»
), который любопытен безотносительно цели его написания. Поскольку он не смог найти возражений на щеголевский разбор посвящения, он разделил проблему на две части: Марию Раевскую, согласившись со Щеголевым, он считал утаенной любовью посвящения «ПОЛТАВЫ», а Потоцкую — утаенной любовью остальных стихов Пушкина. С этой точки зрения, поскольку Пушкин мог узнать Потоцкую не раньше 1819 года, с учетом «донжуанского списка», «утаенных любовей» стало три! Поскольку никаких фактов, подтверждающих хотя бы знакомство Пушкина с Потоцкой до южной ссылки, неизвестно, как нет никаких фактов сколько-нибудь близкого общения с ней и после, до их обнаружения его гипотеза всерьез рассматриваться не может. Наоборот, из письма к Вяземскому, чьей пассией была Потоцкая, видно, что Пушкин, называя ее «похотливой Минервою», цитирует друга по сложившимся правилам игры в их взаимной информации о своих любовницах (Пушкин в переписке обычно принимал тон своего собеседника).Правда, вполне возможно, что Гроссман прав в том, что именно Потоцкая-Киселева и есть та самая К **,
о которой Пушкин писал Дельвигу в декабре 1825 года из Михайловского: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного Хана. К ** поэтически мне описывала его, называя lа fontaine des larmes (фонтаном слез. — В. К.)». Но показания самого Пушкина по поводу того, от кого он впервые услышал бахчисарайскую легенду, разноречивы — и почему бы ему не узнать эту легенду из разных источников (например, К ** могла быть и «Катерина»)? «Биографичность» его стихов и посвящений, в том смысле, что он рассказывает о том, что действительно с ним было,вряд ли можно подвергнуть сомнению, в этом Гершензон прав; но поиск адресата в каждом случае чреват риском попасть в ловушку мистификатора. Так, например, стихотворение «Вы избалованы природой…» (1829) в первой редакции было посвящено А. Олениной, а в окончательной — Ел. Ушаковой, и первые шесть строк обоих вариантов практически идентичны (хотя Пушкин в окончательный вариант ввел «координаты» дома Ушаковых): на творческий порыв его вдохновила одна, а посвятил стихотворение другой!XV