Легко представить себе, как все это обсуждалось Л. Б. Модзалевским и С. Я. Гессеном, соавторами книги «Разговоры Пушкина». В их распоряжении была картотека Б. Л. Модзалевского, Модзалевского-старшего (он умер в 1933 году), им не надо было проходить путь поисков и постепенных догадок, пройденный Лацисом. Более того, в их памяти были свежи не только черты внешности, но и некоторые особенности здоровья Льва Давыдовича. Например, им вполне могло быть известно про нервный тик в углу рта Троцкого — а уж про
«Это совпадение, — писал Лацис, — до сих пор не отраженное в печати, я считаю решающим доводом. После него можно не обращать внимания на совпадения других наследственных признаков, таких, как подагра, желудочно-кишечные хлопоты, близорукость или
Происхождение Троцкого объясняет его фразу, сказанную представителям Бунда, когда они в 1918 году пришли к нему просить защиты от большевиков:
«На родословной Троцкого, — писал Лацис, — пытались нажиться политические спекулянты и их прихвостни, литературные импотенты, бубнившие, что, мол, „все зло от них пошло“. Но не выйдет это. Лишь один из наркомов первого поколения считался иудеем, и тот оказался потомком Пушкина!»
Представляю, каким ударом это может оказаться для многих, и пользуюсь случаем выразить свои соболезнования — как тем, кто гордился его еврейским происхождением, так и тем, кто его ненавидел за то же самое.
XXV
Разумеется, пушкинисты понимали, что знание, оказавшееся в их руках, было смертельно опасным. Для Сталина не было человека ненавистней Троцкого, а информация о том, что Троцкий — потомок Пушкина, была для него страшней реального заговора. Несомненно, они думали, что чрезвычайно осторожны, — и все-таки где-то, с кем-то проговаривались. Как всегда, нашелся кто-то среди самых близких друзей, кто, в ужасе от услышанного, сообщил куда следует. Видимо, в процессе подготовки к столетию со дня смерти Пушкина, которое предполагалось отмечать с чрезвычайным бумом, первым проговорился Гессен — и, став таким образом заметным источником опасности, был и убран первым. В 1937 году в центре Ленинграда,
Следовало исключить любую возможность распространения этой информации — даже в виде протоколов допросов и чистосердечных признаний. Смерть неосторожных пушкинистов и впредь не должна была вызывать подозрения, несчастный случай оставлял их авторитет в силе, их книги продолжали издаваться. Картотека Модзалевского-старшего благополучно перекочевала в Пушкинский Дом и стала
Невольно приходит на ум вопрос: а что, собственно, сегодня дает нам знание того, что Троцкий был потомком Пушкина? Или что его потомком был Гершензон? Если говорить о каждом из них в отдельности — ничего особенного: каждый из них был по-своему талантливым человеком, но чего не бывает? Однако же привлечем дополнительную информацию.
Перед смертью Александр Лацис назвал мне имена еще трех потомков Пушкина по внебрачной линии от Екатерины Раевской-Орловой: одним из этих потомков был сам Лацис, другим — …Константин Симонов! Когда Симонов стал главным редактором «Литературной Газеты», он пригласил для разговора Лациса, за которым — зная о его происхождении, уме и образованности и о его особом интересе к попыткам расшифровки 10-й главы «Евгения Онегина» — наблюдал и раньше, и, получив подтверждение в необычном «дальнем родстве», предложил ему должность референта (помощника) главного редактора. Свою работу в «ЛГ» Лацис практически и начал с длительной командировки в Красноярск для изучения обнаруженной в архивах необычной верстки пушкинского стихотворения «Во глубине сибирских руд…».