Тайна Пушкинской улицы

Как же он мечтал о ней в детстве! Не крохотной, наполняемой каждый май и странно исчезающей к середине августа, а о большой, необъятной, до горизонта.

– “Вот оно“, – Славик, встал на вершину бархана на подкошенных, измождённых ногах, повернулся вокруг своей оси и заорал.

Кричал он одно слово, вкладывая в него всю душу, все чувства, что жили в теле и духе в тот миг.

– Ян, – прошептал мужчина снова и сел дожидаться ответа. – Ты же сказал, пока не надоест. Мне надоело, – рука загребла мириады песчинок. Внезапная мысль о пересчёте указала только на одно: болезненное отношение к жизни. Её нельзя было назвать неудавшейся, даже сейчас, на изломе сознания. Постепенно, до ангела – хранителя стала доходить немудрёная очевидность. Наверняка, мальчик Ян что-то изменил внутри него, подвергнув разум испытанию, которое ошибочно звал игрой. И теперь он – Славик, находился под воздействием гипноза, – подобии виртуального мира. Осталось только дождаться, пока тело выведут из дурацкого состояния. Минуты сменялись часами.

Славик смотрел на утекавшее сквозь пальцы время и прислушивался к песне пустыни. У него был нормальный рассудок, свободный от стимуляторов и каких – либо иных психотропных средств, а любой такой разум мог отличить реальный мир от выдумки, сна, фантазии. Он и отличил. Пустыня, как бы того не хотелось, была реальностью.

Вскоре песок в ладони кончился. Голова поднялась, и глаза отчётливо увидели город, до которого ноги не могли дойти целый день. С трудом добравшись до стен, покрытых пылью столетий, ангел – хранитель понял ещё одну вещь, что забава, на которую он опрометчиво согласился, затянулась.

Город оказался пуст.

– “Всё, – решил мужчина. – Если здесь не будет воды, всё”.

Вдруг ему почудился странный звук. Такой он слышал в цирке, когда дрессировщица пыталась заставить ослика совершить прыжок с тумбы на тумбу. Тот сопротивлялся и пыхтел. Ангел – хранитель зашёл за угол.

Там действительно стоял ослик, а возле него, пытаясь поднять тяжёлую охапку хвороста, скривился от радикулита старый дед.

– Салам алейкум, – вспомнил фильмы про Среднюю Азию Славик.

Старик не удивился, а если изумился, то вида не подал.

“Наверное, по-русски не понимает“, – решил Кисель и попытался показать незнакомцу, что очень хочется пить. Для этого он со всей присущей человеку фантазией, поднял руки, якобы сжимавшие бутыль и принялся, открыв рот, глотать.

– А ты думаешь, почему отсюда все ушли? – на понятном путешественнику языке спросил дед. – Если бы здесь была вода. Но ничего. Я помогу тебе. Помогу, – ещё раз проговорил старик, присаживаясь рядом. – Не надо отчаиваться. Никогда. Всегда есть вход и выход, – он поднял указательный палец, словно только что сделал открытие. – Видишь ту стену? – сморщенная рука вытянулась по направлению к белому дому с таким же ослепительным забором. – Иди вдоль него, там, за углом…

– Что за углом? – хотел спросить обессиленный человек, но дед уже взвалил хворост на послушное четвероногое животное и был таков.

– “Какой – ни – какой разговор, – отметила голова под завязанным узелками широким платком. – А вдруг действительно там что – то навроде колодца? “

Пройдя вдоль нескончаемого забора добрых триста шагов, ангел – хранитель увидел поворот, а, свернув, наткнулся на ту же картину. До горизонта тянулась прежняя, высотой метра три, стена, забраться на которую в своём нынешнем состоянии Славик не мог просто физически. Ни подтянуться, ни запрыгнуть.

За всё время нахождения в пути, мужчина привык ко многому. К отсутствию людской речи, пищи, к стону ветра и солнцу. Не хватало элементарного, того, о чём он никогда раньше не задумывался – питьевой воды.

Ноги всё шли. Монотонно, размеренно, будто знали, что нужно для уставшего туловища.

“Откуда взялся старик со своим ослом? – медленно думала Славикова голова. – Все ушли, а он остался? Не может быть. Людей здесь не было лет двести… Сказал иди вдоль стены, но умолчал, в какую сторону.… Что это значит?… Ничего это не значит”.

Всё прежнее голубое небо, ярко – жёлтое солнце, коричневый песок и белая преграда.

Тут, в сероватой отштукатуренной полосе глаза различили тёмное до черноты пятно. Оно выглядело большим, с человеческий рост и притягивало одержимой надеждой на выход. Пока рассудок в отчаянье предполагал, что увидел желаемое, ноги поторопились. Это действительно оказалась калитка.

Ворота были кованные, тёмно – изумрудного цвета. Они тихонько скрипнули, отварив мир понятный и простой, где шумели сливы, пахло розами, а инжир осыпался на узкую, извилистую дорожку, вымощенную плитками, между которыми пробивалась крохотная трава. Шум, что Славик услышал, он не спутал бы ни с чем. Так могла звучать только вода. Тело рванулось вперёд по тропинке и чуть не упало от бессилия. Но нет. Дойти, чтоб умереть? Этого Кисель позволить себе не мог. В тени апельсиновых деревьев, среди утопающего в зелени дворика, глаза увидели небольшую чашу фонтана.

Не озираясь и не оглядываясь, человек склонился к бьющей струе, закрыл глаза и, вслушиваясь в ритмику плеска, принялся утолять жажду.