Тайна реки Злых Духов

Валерий невольно съежился. Перед его глазами встала Наташа. Красивая, гордая и… чужая. Он криво усмехнулся:

— Это что же, ваши стихи?

Андрей Иванович покачал головой:

— Ну что ты! В моем возрасте таких стихов не пишут. Это написал наш Саша.

— Сашка?! — Валерий чуть не подпрыгнул от неожиданности. Сначала он подумал, что Андрей Иванович смеется над ним. Но в следующее мгновение он вспомнил маленькую березовую рощицу неподалеку от их города, где, как он знал, любил бывать Сашка, и понял, что эти стихи действительно мог написать только он.

Но что же получается? Андрей Иванович увлекается музыкой. Сашка пишет стихи. А он? Что же он, ничем не лучше их? Это не укладывалось в его сознании.

— Значит, Сашка тоже пишет стихи? —  проговорил он каким-то чужим, неестественным голосом.

— Конечно! А что это тебя так удивляет? Я же говорю, что в вашем возрасте редкий мальчишка не берется за перо.

Они замолчали. Андрей Иванович смотрел на поблескивающую между деревьями реку и думал о чем-то своем. А Валерий нервно ломал в руках сухую палку и лихорадочно пытался осмыслить услышанное. Это было так неожиданно, что ему все еще казалось, что здесь что-то подстроено, что его в чем-то провели. Но в чем?

До сих пор он привык считать, что его музыкальные способности и увлечение стихами — это особый дар, которым обладают только избранные и который дает ему право на особое положение в обществе. Но, оказывается, им владеют и другие. И кто же? Андрей Иванович и Сашка! Ну кто бы мог подумать, что этот увалень, который даже танцевать не может научиться, пишет стихи?

«Гм! Тяжелое золото кос… Придумал же, черт вихрастый! И ведь молчит! Хитряга! — Валерий покосился на Андрея Ивановича. — А откуда он знает про эти стихи? Ну, понятно! Сашка нарочно дал их ему, чтобы он при случае рассказал о них Наташке. Сам-то он никогда в жизни не решился бы прочитать ей. А этот — передаст!..»

Андрей Иванович встал и, подойдя к Валерию, дружески похлопал его по плечу.

— Вот так-то, Валерий, Искусство дорого всем. Оно делает жизнь красивей и интересней. Оно помогает людям переносить трудности. Оно ведет их к подвигам. Но… — Андрей Иванович сделал небольшую паузу, — нельзя жить только искусством. В нашей стране редко встретишь человека, который бы не любил искусства. Но нет и таких людей, для которых искусство было бы единственным занятием в жизни.

— Ну как же, — возразил Валерий, — а поэты, композиторы?..

— Это другое дело. Для них искусство — труд. Но ведь ты имел в виду иное. Разве ты серьезно учишься музыке? Готовишься стать музыкантом?

Валерий молчал.

— Да и для того, чтобы стать писателем, — — продолжал Андрей Иванович, — нужно много учиться и работать. Чтобы писать о жизни, нужно знать жизнь. А наша жизнь — это прежде всего труд.

Валерий по-прежнему хранил молчание. Слова Андрея Ивановича сыпались на него, как град пощечин. И от них нельзя было ни уклониться, ни убежать. Он переминался с ноги на ногу и теперь не решался даже глаз поднять на сурового таежника. А тот снова сел на замшелое дерево и проговорил:

— Хочешь, я расскажу тебе одну историю из времен войны? Это было в Восточной Пруссии. Подразделение, которым я командовал, заняло старый немецкий замок. Большая часть его была разрушена. Сохранилось лишь несколько комнат и в их числе круглый зал, в котором стоял старинный рояль. За него сразу же уселся один мой боец, Миша Воронов, большой любитель музыки и прекрасной души человек.

Рояль оказался запертым. Миша хотел было поддеть крышку штыком, но в это время, откуда ни возьмись, в зале появился маленький сморщенный старикашка. Он подбежал ко мне и, бухнувшись передо мной на колени, стал просить, чтобы я не разрешал солдатам ломать рояль, так как это был, по его словам, какой-то чрезвычайно редкий, уникальный инструмент. Я сказал ему, что солдаты не собираются ломать рояль, им просто хочется поиграть, и попросил у него ключ от инструмента.

Старикашка угодливо улыбнулся и, подавая мне ключ, сказал, что он с удовольствием даст ключ господину офицеру, если ему будет угодно поиграть на рояле. Но солдаты… Старик снова болезненно поморщился. Этот инструмент не для них. Разве они могут оценить настоящую музыку?..

— А вот сейчас вы увидите, как могут ценить музыку советские солдаты, — сказал я, подавая ключ Мише.

Старик нехотя опустился на поданный мною стул, всем своим видом показывая, что только необходимость заставляет его мириться с бессмысленными капризами диких варваров, каковыми он, несомненно, нас считал.

Между тем Миша открыл рояль и несколько мгновений молча смотрел на лакированную крышку, словно собираясь с мыслями. Затем легко коснулся клавиш, и звуки «Лунной сонаты» поплыли под сводами древнего замка.