Тайна родной крови

От женитьбы его спасло провидение. Пусть даже таким жестоким образом – в тот же день он попал в аварию и впал в кому. Всего на месяц. Но этого месяца хватило, чтобы судьба все расставила по местам.

…В детском доме, куда его привезли после ареста тетушки Зоси, Казимир прожил недолго. Его усыновили дальние родственники отца, срочно приехавшие из Белоруссии, Клара и Ян Хмелевские. Он рос любимым ребенком, хотя и не был так балован, как родным отцом и теткой. Казимир любил рассматривать альбом, где после совсем старых снимков мужчин в военной незнакомой форме и женщин с пышными прическами шли фотографии отца и его сестры, какими он и запомнил их своей детской памятью. Альбом хранился в закрытом ящике комода среди покрывал и постельного белья. Мама Клара терпеливо объясняла, кто есть кто на снимках, вставляла в кармашки и его фотографии, сделанные в фотоателье на их улице и подписанные ее красивым почерком «Казимир Хмелевский, шесть лет», «Казимир Хмелевский, семь лет» и так далее каждый год. Она говорила, что отца и тетушку «забрала и убила нынешняя власть», при этом даже не пытаясь скрыть истинное отношение к этой самой власти. Она много рассказывала о Польше, родном Кракове, и Казимир рос с мечтой увидеть дорогие ей места воочию. Об эмиграции он, конечно, даже не думал. Папа Ян умер, когда ему, Казимиру, исполнилось двадцать – он только что вернулся из армии. Ян Хмелевский был часовым мастером и тихо и незаметно проводил время в своей мастерской – самой маленькой комнате их квартиры. Казимира он воспринимал, наверное, как деталь какого-то часового механизма, улыбаясь ему ласково-отрешенно. Мама Клара пережила его на восемь лет, перед смертью рассказав Казимиру всю правду о родителях. Так он узнал, что на самом деле сын никакого не политического заключенного, а вора в законе Виктора Хмелевского. Но в свидетельство о рождении матерью его была вписана сестра отца Зося. По криминальным законам у Виктора детей быть не должно…

– Dzień dobry, kochanie! – наклонился он к пожилой женщине и поцеловал в подставленную щеку.

– Здравствуй, сынок, – по-русски ответила она. – Присаживайся. Расскажи мне, что случилось с Аней? Как это произошло?

– Миша лишь сказал, что сбили ее нарочно, в этом нет сомнений. То, что Анка в последнее время жила не совсем правильно, я подозревал. С каждым разом, что приезжала домой, выглядела все хуже. Я считаю, это наркотики, – Казимир снял очки и потер переносицу.

– Как же ты упустил девочку, Казя?

– Не знаю… Анка уже давно живет отдельно. Я был уверен, что с подругой в ее квартире в Кшешовице.

– А это не так?

– Живет – да, в квартире Каролины. Но с каким-то парнем. Этот парень ее бросил неделю назад. А на днях на Анку напали в квартире, она испугалась, вот и позвонила брату. Миша поставил камеры наблюдения, но больше никто посторонний не приходил. Он успокоился. А вчера Анка назначила ему встречу в кафе в Кракове. Но не пришла. Я не знаю, что и думать.

– А что Миша?

– Миша очень много работает! Они редко встречались с Анечкой. Он сейчас очень расстроен. И тоже ничего не может понять. Да, хочу тебе рассказать еще про одну странность. Как Анку сбила машина, видели двое русских детей. В Кракове сейчас музыкальный фестиваль, они из ансамбля. Что-то вроде музыкальной семьи. Миша встретил мальчика с их переводчицей в полицейском участке.

– И в чем тут странность?

– Они оба были уверены, что наша Анка – их сестра Катя.

– Она тоже приехала на фестиваль? Скорее всего, просто сходство. Мало ли сейчас двойников?

– В том-то и дело, что та осталась в России. Она беременна на большом сроке, так сказали дети. И тем не менее, поначалу не сомневались, что это она: так похожа! Имя той девушки – Катерина Шторм… Да, да! Именно про Эльзу Шторм я тебе и рассказывал в прошлую нашу встречу. И если Анка и Катя так поразительно похожи, не моя ли дочь выросла без меня в России?

Глава 19

Лыков едва дождался, когда за Федором закроется дверь. И не потому, что тот ему мешал. Стало стыдно за друга. Он заметил, как тот прячет глаза, суетливо прощаясь и не пытаясь скрыть облегчения. Лыков понимал, почему так, но принять не мог! Уж очень неподходящее время выбрал Федор, чтоб оставить Веру.

…Он познакомился с Верой в тот год, когда у Кати Шторм умерла мать. И с этого года начался отсчет мучительно-страстной и безнадежно-безответной любви к ней, Верочке. Что полюбил, понял с первых же минут встречи, когда Федор привел ее к нему в кабинет, как предупредил по телефону, по общему для них с Верой делу. Она улыбнулась ему мягко, в глазах при этом сверкнули искорки интереса, и протянула руку. Он неловко схватил кончики пальцев, но не поцеловал, а поднес к щеке. Так получилось. Щека потом долго горела.

Конечно, он помог. Нужно было всего-то ускорить процесс удочерения десятилетней Кати. Лыков решил дело в два звонка, даже не приподнявшись со своего начальственного кресла. А потом пожалел, что сделал все так быстро: можно было потянуть, позвать Бражниковых еще раз к себе под каким-нибудь предлогом.