Тайна сабаев

Все сородичи, включая вар и детей, столпились над могилой. Их грязные заросшие лица выражали не безразличие и не страх, они выражали недоумение. Все они пытались понять, что это такое – уединение во власти арка, о котором говорит предание. Предание также говорит, что рождённая Арком Амэ защищает гуабонгов. Так почему тогда Ыр-Юна проткнул рог куапура? Гуабонги бросали взгляды на лохматую оскаленную морду маунта, чья голова была надета на толстую палку, закреплённую на полу камнями и глиной, пытаясь получить ответ, ведь именно этим зверем была когда– то мать всех гуабонгов. Но зловонная голова молчала. Ответа не знал никто, его не знал и Камъян тоже. Этот гунг вышел из пастои, подставил лицо лучам светила и выкрикнул:

– Арк, Ыр-Юн твой!

После этого гунги начали заваливать тело камнями и грунтом, а вары с детьми отошли в свой дальний угол, туда, где на длинном и ровном камне были выставлены в ряд высоколобые черепа убитых и съеденных когда-то апшелоков, а также черепа гуабонгов других родов. Они покоились рядом с маленькой глиняной фигуркой непонятной формы. Однако каждый в роду знал, что фигурка эта изображает Амэ и поставлена она здесь давно, задолго до рождения любого из живущих сейчас членов рода. Даже недавно уединившийся мамош Рун говорил, что помнил её с детства.

Закончив церемонию похорон Ыр-Юна, гуабонги прошли вглубь пастои, где продолжал гореть аяк, поддерживаемый одним из юбуров по имени Ллой. Гуабонги расселись вокруг огня, понуро опустили головы и молчали. Все сожалели о потере Ыр-Юна. Он был молодым и сильным охотником, и его уединение пришло к нему слишком рано. За время от прошлого холодного и голодного сезона – хавоя род лишился троих молодых охотников и дряхлого беспомощного мамоша, который не в счёт. Все они лежат теперь рядом с Ыр-Юном.

Эти уютные стены покинули четверо, а круглые животы вар за это время принесли только двух младенцев, и из них только один будет когда-то охотником. Вопрос витал над молчащими гунгами, и вслух его задал самый печальный из них Оун.

– Камъян, говори, Амэ в гневе на гуабонгов? – охотник обхватил огромной ладонью свой покатый лоб. – Почему Инг, Шур, Юй уединились рано? – он оторвал ладонь от головы, сжал её в кулак и сделал им вертикальный мах. – Только Рун хорошо ушёл. – Оун сделал паузу, во время которой пригладил свои слипшиеся грязные волосы. – Он был мамошем.

Гунги подняли головы, и из-под мохнатых бровей на Камъяна разом глянули блестящие в свете аяка чёрные глаза его соплеменников.

Камъян сам хотел бы знать ответ, но он должен был что-то сказать. Этот опытный гунг помолчал немного, потом произнёс:

– Камень скажет.

– Камень! Камень! – начали выкрикивать гунги, и их крики эхом пронеслись под сводами пастои. Все знали, что когда в роду возникает безвыходная ситуация или когда нет ответов на какие-то вопросы, камень, брошенный самой старой варой в фигурку Амэ, даст ответ. Самой старой в роду была Кила. За свою долгую жизнь она родила много гуабонгов и была опытной матерью. Кому, как не ей, теперь обратиться к их общей матери.

Камъян выкрикнул имя старухи и постучал своим патругом по каменному полу. Все охотники поднялись и отошли от аяка, сделав несколько шагов вглубь пастои, где размещались вары с детьми, и где стоял камень с фигурой праматери Амэ рядом с черепами. Вары не вмешивались в разговор гунгов и до этой минуты занимались своими повседневными делами: нянчили младенцев, оббивали камнями добытые ранее шкуры, чтобы те были мягкими, очищали скребками выкопанные ими коренья. Рядом с ними молодые, не проявившие пока себя ни силой, ни ловкостью, ни охотничьим опытом юбуры, которых пока никто не считал гунгами, делали попытки под присмотром мамоша самостоятельно изготовить орудия труда и охоты. Когда Камъян выкрикнул имя Килы, и гунги отошли от аяка, только тогда остальные члены рода оставили свои занятия, исключая кормящих матерей.

– Кила, – Камъян вытянул вперёд руку, указывая на седую старуху, – твой камень спросит Амэ. Гунги уходят от нас, а большие животы вар, – охотник кулаком постучал по своему, – не приносят много гуабонгов. Амэ гневается. Почему?

Кила с трудом поднялась с подстилки из сухой травы, почесала себе бок, потом склонила голову, ловко поймала в этом месте вошь и отправила её в рот. Её глубоко посаженные глаза были мутными от старости, грудь дряхлой, а кожа на теле облезлой. Несколько пучков седых волос осталось только на плечах и на животе.

Камъян сделал жест рукой одному из юбуров, и тот подал ему с пола небольшой осколок обсидиана. Потом охотник грозно и протяжно крикнул, после чего резко развёл руки в стороны. Вары, расположившиеся рядом с плоским камнем, расползлись со своими детьми в стороны. Камъян вложил Киле камешек в руку.

– Спроси Амэ!