— Это не приносит тебе пользы.
— Мне очень стыдно, — сказал Бомболини.
Он вышел на площадь, но не видел и не слышал ничего вокруг себя. В нашем городе жил однажды человек, с которым приключился какой-то странный недуг, и когда пришел его смертный час, его повезли умирать в Монтефальконе. Но там врачам не удалось обнаружить у него никакой болезни, и тогда он сразу ожил, вернулся обратно и. стал плясать на площади, радуясь, что остался жив.
«Я снова родился на свет!» — кричал он.
Вот так же было и с Бомболини. Никогда еще не был он так счастлив. Он был при смерти и воскрес.
Правда, Римские погреба будут использованы как бомбоубежище, и при одной мысли об этом его мороз подирал по коже, но все же он был жив.
Однако для Бомболини в тот день этим дело еще не кончилось. Вечером он напился. К заходу солнца весть о том, что произошло, облетела город, и город стал пить и пил без удержу, и разговор Бомболини с немцем снова и
снова передавался из уст в уста. Это было великое тайное пьянство в Санта-Виттории. Все пили, но все держали язык за зубами; люди открывали рот лишь для того, чтобы отхлебнуть вина или произнести что-нибудь шепотом. Они все заслужили эту ночь великого возлияния своим молчаньем. И когда немецкий солдат пришел за Бомболини, тот уже спал, захмелев.— Хотя ты и вел себя недостойно, я все же решил по-прежнему ставить тебя в известность о предстоящих реформах. С завтрашнего вечера погреб у подножия горы будет использован в качестве бомбоубежища.
— Понимаю. Очень вам благодарен.
— Да, ты должен быть мне благодарен, — сказал фон Прум.
— Только вот… злые духи, — сказал Бомболини. — Вы поймите. Народ боится их пуще всяких бомб.
Бомболини тогда не мог еще знать одной вещи — что фон Прум зависит от народа не меньше, чем он сам. «Бескровная победа» не могла осуществиться без участия народа.
— Я об этом подумал. Я заставлю вашего священника… Как, кстати, его зовут?
Мэр сообщил имя священника.
— Так мы первым долгом заставим этого Поленту освятить погреб. Существует ведь такой христианский обряд, ты слышал?
— Нет, не слыхал.
— Говорят, что он очень красивый, очень торжественный и очень помогает, — сказал немец. — Мы совершим этот обряд и освятим погреб.
— Очень вам признателен.
— Мы очистим его от злых духов.
В этот вечер фон Прум записал в своем дневнике: «Здесь есть человек, который мне признателен. Он обязан мне всем. Время делает свое дело».
Но они не попали в погреб — вернее, не попали в него в тот день, как было намечено, потому что на следующее утро произошли события, изменившие весь ход истории города, и не только для нас, но, быть может, и для грядущих поколений, да, пожалуй, и на все времена, пока Санта-Виттория будет существовать на земле, уцепившись за выступ горы. Едва взошло солнце, как на проселке показался мотоцикл и подъехал к' Толстым воротам, где на часах стоял рядовой Неразобрать. Немецкий солдат показал часовому пакет.
— Приказано доставить лично, — сказал он.
— Тебе на твоем мотоцикле никак туда не взобраться, — сказал ему Неразобрать. — Давай, если хочешь, я отнесу. Я все равно иду сейчас наверх.
Молодой солдат поглядел на крутую Корсо, на ряды каменных ступеней и отдал Неразобрать пакет.
— Из рук в руки, — сказал он.
— Я уже слышал, — сказал Неразобрать.
Но он не сразу поднялся наверх. Он заглянул сначала в контору винного погреба и опохмелился граппой с ребятами из Бригады Веселого Досуга, после чего пакет перешел в руки Паоло Лаполлы, который и понес его дальше вверх по Корсо и прежде всего, разумеется, принес Бомболини. Но никто не смог прочесть ни слова. Только Роберто, зная английский язык, сумел догадаться о смысле двух-трех слов.
— Могу вам сказать одно: здесь что-то насчет вина, — сообщил Роберто.
Баббалуче был просто вне себя.
— О боже милостивый! — закричал он. — Ну что у нас за страна! Убить нас мало! Что бы с нами ни сделали — так нам и надо. Вот вам, пожалуйста: к нам в руки попал важный документ неприятеля, а мы, черт побери, так глупы, и так тупы, и так невежественны, что даже не можем
Только много-много позже узнали мы о том, что стояло там, в этой бумаге, но я все раскрою вам сейчас.
«
Должен признаться, Вы меня удивили. Я был убежден, что Вы будете взывать о помощи и просить подкрепления. Как Вы справляетесь с ними там, в горах? Впрочем, самое трудное испытание предстоит Вам, разумеется, теперь».
Вторая бумага содержала официальное предписание о конфискации вина.
Все утро они ждали, какие шаги предпримет фон Прум. После обеда он призвал к себе Бомболини.
— Сядь, — сказал он.
Это был первый случай, когда капитан позволил мэру сесть в своем присутствии.
— Я считаю, что до сих пор наша совместная работа протекала вполне удовлетворительно, — сказал фон Прум.