— Хоть я и не убивал Арнольда Сомса, мистер Холмс, если я поведаю вам всю правду, то скорее всего отправлюсь на виселицу. — Он опустился на край койки и пояснил: — Именно по этой причине я рассказал инспектору Хопкинсу так мало. Правда заключается в том, что я действительно был в церкви и действительно угрожал алтарнику.
— Что вас связывало с Сомсом? — спросил Холмс.
— Он был моим приёмным отцом, — на мгновение запнувшись, ответил Юргенс.
— Анна никогда мне об этом не рассказывала, — заметил я.
— Она и не знала, — мотнул головой Саймон. — Я ненавидел его, не хотел его знать и потому скрывал его существование.
— Не могли бы вы начать с самого начала? — попросил Холмс.
Саймон со вздохом кивнул:
— Мой отец был норвежский моряк по имени Арни Юргенс. Он, как и я, был здоровяком. Моя мать в шутку называла его Викингом и души в нём не чаяла. Он пропал в море — его корабль под названием «Мирамар» пропал с концами у Азорских островов. В тот год, когда это случилось, мне исполнилось девять лет. Даже когда отец был жив, мы, мягко говоря, не швырялись деньгами, а после его смерти нам пришлось на своей шкуре узнать, что такое настоящая нужда. Мою мать никак нельзя назвать сильной женщиной. Да, она работала прачкой, убиралась в домах у богачей, но мы всё равно не могли свести концы с концами. И тут появился Арнольд Сомс. Он давно на матушку глаз положил, а тут, после смерти отца, принялся ухаживать с утроенной силой. Не удивительно — моя мать всё ещё оставалась красивой женщиной. Я уверен, она никогда не любила алтарника. Она сама говорила, что никто не сможет ей заменить моего отца. Впрочем, Сомс не хотел уступать, и наконец она сдалась. По сути дела, матушка вышла за него только из-за меня, пусть она этого никогда и не признавала. Конечно, жизнь пошла на лад. Поначалу всё было прекрасно и Сомс хорошо с нами обращался, но со временем он всё чаще стал показывать своё истинное лицо. У него был дикий, буйный нрав. Даже самая ничтожная мелочь могла вызвать приступ ярости, которая, как правило, обрушивалась на меня. Он регулярно порол меня ремнём, причём порой даже без всякого повода с моей стороны. Такое впечатление, что истязания доставляли ему удовольствие. Он порол меня лишь в то время, когда матери не было рядом, и всякий раз грозился выдрать ещё сильнее, если я ей всё расскажу. Я ушёл из дому в день совершеннолетия. Теперь я работаю строителем. Бьюсь об заклад, никто из каменщиков во всём белом свете не сможет поднять разом столько кирпичей, сколько поднимаю я, — с гордостью закончил он.
— Думаю, так оно и есть, — улыбнулся Холмс.
— Не думайте, я человек честолюбивый. Я не собираюсь всю жизнь провести на стройке. Мой бывший школьный учитель мистер Хендерсон преподаёт мне по вечерам, а Анна помогает с математикой.
— Это очень похвально, Саймон, — согласился Холмс, — но мне хотелось бы услышать о том, что случилось в понедельник вечером в церкви Святого Альбана.
— Я как раз навещал мать, — вздохнул здоровяк. — Я хожу к ней каждый понедельник, когда Сомс в церкви. И вот захожу я в дом, а она плачет и пытается прикрыть ссадину на щеке. Сначала она принялась убеждать меня, что сама ушиблась о дверь, но потом всё-таки призналась, что это Сомс её поколотил. Я потом вспомнил, что и до этого порой замечал у неё то синяк, то ссадину, но она всякий раз придумывала какое-нибудь невинное объяснение. Раньше я думал, что этот выродок бьёт только меня, потому что я ему неродной сын и потому что ему приятно видеть мои слёзы, а тут до меня дошло, что он постоянно поднимает руку на мою мать, самое нежное, любящее и прекрасное создание во всём Лондоне. У меня как кровавая пелена на глаза упала. Я хотел убить его, да, я этого не отрицаю, но мама заставила дать ей обещание не трогать его, а я никогда не мог отказать матери.
Саймон сглотнул слёзы и разжал пальцы, которые от ярости стиснул в кулаки. Сделав глубокий вздох, он продолжил:
— Я пообещал ей оставить его в живых, но сказал, что поговорю с ним. Предупрежу, что, если он ещё раз хоть пальцем её тронет, ему конец. Я отправился прямиком в церковь. Подхожу к дверям, а он тут как тут — выходит. Ну, я его схватил за горло, поднял в воздух и тряхнул пару раз, знаете, как порой терьер трясёт зажатую в зубах крысу. Я прорычал ему в лицо, что если он хоть раз ещё обидит мать, то я прикончу его, а он рыдал и умолял не трогать его. Трус и подонок. Я отпустил его, развернулся и ушёл. Больше я его не видел.
— И куда же вы направились?
— Да так, решил прогуляться, чтобы успокоиться. Шёл куда глаза глядят, не разбирая дороги, пока не увидел перед собой постоялый двор с кабачком. Дай, думаю, кружечку эля выпью. Там меня и арестовали.
— Я вам сейчас задам один вопрос, на который вы уже наверняка отвечали. И тем не менее я хочу лично услышать ваш ответ. — Холмс откашлялся. — Итак, это вы убили Арнольда Сомса?
— Нет, сэр. Не убивал я его. Господь тому свидетель.
— А кто тогда, как вы считаете? Не снегу никаких других отпечатков ботинок, кроме ваших, не нашли.
Молодой человек растерянно пожал плечами: