«Дело срочное и важное, а к тому же необычно таинственное, — подумалось мне. — Этот Валерий либо действительно разыскивает шляпу, либо хочет кому — то втереть очки. Надо это выяснить».
Одно ясно: если объявление до сих пор висит на столбе, значит, никто еще не вернул подмененную шляпу. Следовательно, мне не требовалось входить в кафе и выслушивать язвительные реплики официантки. Поэтому я потопала прямиком к Мацеку.
— Хочешь посмотреть фотографии гнезд ремезов? — приветствовал меня славный орнитолог.
— Нет, мой дорогой, у меня сенсационные новости. Где бабушка?
— Бабушки нет. Пошла на море купаться.
— В такую холодину?
— Бабушка — единственная особа, которая независимо от погоды и температуры воды ежедневно купается в море.
— Действительно, феноменальная бабушка! А ты что делаешь?
— Проявляю пленку со снимками молодых чаек, которых фотографировал еще в четверг, в хорошую погоду.
Еще одна феноменальная личность! Тут Франт посылает розы красавице актрисе, актриса плюет на него, Франт улетучивается, а Мацеку все нипочем, он проявляет снимки.
— Ты только представь себе! — закричала я и подробно рассказала обо всех утренних событиях. А потом добавила: — Нужно отнести розы на улицу Шутка. Сдается мне, он там живет. При случае разведаем, нет ли у него той самой шляпы, а если есть, то свистнем…
— Хочешь свистнуть чужую шляпу? — поразился Мацек.
— Не навсегда. Просто нужно проверить, нет ли в ней газетной прокладки под кожаным отворотом.
— А если он газету выкинул?
— Тогда отнесем к виолончелисту. Уж он — то узнает собственную шляпу!
— Но ты говорила, что не уверена, заменили ему шляпу на самом деле, или он только притворяется.
— Правда, но в любом случае нужно как — то действовать, а, рассматривая гнезда ремезов, мы ничего не узнаем. Одевайся и пошли!
Мацек умел быстро одеваться по тревоге. Он сунул ноги в резиновые сапоги, натянул свитер, набросил куртку, повесил на одно плечо фотоаппарат, на другое бинокль — и был готов. Мне он очень понравился, потому что выглядел как знаменитый путешественник Нансен, не хватало только бороды.
— Зачем тебе фотоаппарат и бинокль? — полюбопытствовала я.
— Никогда е знаешь, не появится ли вдруг какая — нибудь редкая птица. В прошлом году на озерах я наткнулся на журавлиное гнездо, но не смог его сфотографировать из — за отсутствия фотоаппарата.
— Слушай, Мацек, — заметила я. — Мы выбираемся за птицами или за шляпой?
— Никогда не известно, что может случиться, — улыбнулся Мацек.
На улице Шутка под сенью старых тополей и белых кленов царила египетская тьма. Я с трудом отыскала калитку, через которую вчера выходил Франт. К сожалению, калитка была заперта, а на столбе к тому же висела табличка с надписью: «ВНИМАНИЕ, ЗЛАЯ СОБАКА!»
— Это здесь, — сказала я.
— Удачное же местечко ты выбрала! Не хватало еще, чтоб собака порвала мне брюки.
Я всмотрелась в глубину сада, но там не было ни единой живой души. Не было даже злой собаки. Заросшая травой стежка изогнулась дугой в сторону высоких деревьев, из — за которых выглядывал дом с красной черепичной крышей. Было тихо. Дом, казалось, вымер. В темноте что — то шуршало и негромко постукивало. Быть может, это дождь стучал по листве, и вода булькала в водосточных трубах. По спине у меня побежали мурашки, я почувствовала, что меня бросило в пот.
— И чего мы ждем? — спросил Мацек.
— Ждем Франта, — отрезала я.
— Ты же видишь, что калитка заперта на ключ.
— Но если есть замок, то это значит, что калитка открывается.
— Конечно. Но здесь совершенно пусто, будто в доме никто не живет.
— Уверена, что именно здесь Франт спрятал шляпу.
— Если и спрятал, ты ничего не сможешь сделать, так как туда не войдешь.
— Увидим… — Я упрямо стояла на совеем, хотя, признаться, охотнее всего смоталась бы отсюда куда глаза глядят. Но от этого меня удерживало присутствие орнитолога. Еще подумал бы о девчонках плохо. Приложив ко рту сложенные рупором ладони, я громко прокричала: — Эй! Эй! Ау! Пожалуйста! Я принесла розы! Эй! Эй! Ау!
Мне отвечало только эхо.
— Не надрывайся, Девятка, а то распугаешь голубей, — незамедлительно вступился Мацек.
Разумеется, для него голуби важнее шляпы. Хорош, нечего сказать. Не шевельнул даже пальцем и еще смеет предъявлять претензии! Наперекор ему я завопила еще громче. И тогда из сада до нас донесся хриплый низкий голос:
— Кто это там расшумелся? Никого нет дома.
— Как это нет, если кто — то отвечает, — не уступала я.
— Повторяю, дома никого нет. Все пошли на обедню в костел.
— Мы по важному делу! — настаивала я скорее по инерции, чем из желания продолжить разговор.