Тайна сибирских орденов

29 июня Садовников был в Самарово, а через день — в Березове: «Березов весь высыпал встречать пароход. Пришла и администрация: управляющий уездом Берянинко, Ямзин, секретарь управляющего и др. Здесь мы узнали, что пароход по причине мелководья не пой­дет в Саранпауль, а дойдет лишь до Сартынья, находящейся верстах в 250 от Саранпауля. Дальше поедем в каюках (больших крытых лод­ках) за паровым земским катером. В Березове — тишина, потому ли, что народ на пристани, или потому что тишина — особенность глухих городов Севера...»

Местные жители рассказали натуралисту-разведчику «...о боях бе­логвардейцев с красными в Саранпауле, ...что на Печоре сильный голод, мрут люди. Оставшиеся в живых постепенно переходят в Тобольскую гу­бернию на Ляпин».

7 июля в Саранпауле сам увидел: «Много беженцев. Перед нами пришла партия человек в 50. Они много вытерпели дорогой: взявшиеся вести их проводники сбежали, оставив их на произвол судьбы. Через болота, речки и горы они на десятый день пришли в Саранпауль. Шли голодные: за Уралом, на Печоре нет хлеба; взятых ими запасов хвати­ло ненадолго, дорогой питались пучками (травянистые растения); пос­ледние три дня голодали; дорогою встретили самоедский чум, купили у них оленей и слегка оправились от голода. В Саранпауль едва пришли, схоронив дорогою умершую от голода старуху. Часть беженцев гибла до­рогою от голода; иные доходят как тени, оборванные, голодные... Отле­жавшись и подкрепившись, ходят по миру Христа ради...»

Было бы странным отсутствие интереса Садовникова к запасам хра­нившегося в Саранпауле ляпинского хлеба. Но хитрые зыряне сообщи­ли ему неверные сведения, увеличив более чем вдвое размеры вывезен­ных красными за Урал муки и зерна.

14 июля Садовников встретил отступивший из Троицко-Печорска по Сибиряковскому тракту Отдельный Сибирский Печорский полк: «Пришли лишь 200 человек, остальные зыряне не пошли и не отпу­скали этот отряд, состоящий исключительно из русских; зыряне были местные; они решили защищаться до последней возможности, если сюда наступят большевики. Утром пришли и остальные из отряда, уставшие, измученные, но веселые. Шли 16 дней; недостатку в прови­анте и в др., например, табаке не было. В отряде до 40 лошадей, мно­го проводников-зырян. Мы пригласили к себе двух офицеров (Смир­нов, родом из Тобольска, др. не помню), напоили чаем и угостили вином, да еще и на отряд четверть, чему все несказанно были рады. Офицеры угостили нас папиросами, дали папиросной бумаги и 1/4 хо­рошего табаку...»

Садовников умел расположить к себе собеседников: «По их сведе­ниям, дела на фронте направляются. Приказ об отступлении им был дан уже давно, не было необходимости отступать, но приходилось повино­ваться... В Березов уже послан нарочный за пароходом (отряд следовал на Березов)».

21 июня офицеры и солдаты еще ждали пароход: новые знакомства, встречи, впечатления. «Вечером заходили Канцельмахер и еще не­сколько офицеров — все из пулеметной команды. Разговаривали дол­го. В Березов поехали за пароходом помощник командира полка капи­тан Полуянов и прапорщик Шерман; с ними двое солдат... Отношение местного зырянского населения к отряду — чисто грабительское: дерут втридорога за всякую малость; были случаи, что за банный веник брали по рублю, молоко достают с трудом, несмотря на то, что отряд дисци­плинирован, солдаты вежливы...»

Садовников не успел передать свои сведения о «затерянном мире» и его обитателях ни Пигнатти, ни Киселеву. Организаторы его «экскур­сии» не предполагали, что отход колчаковцев на восток превратится в бегство.

Возвращаясь из леса, Садовников и его спутники встретили 15 ав­густа «...на правом берегу реки Ляпин несколько семей зырян. От них узнали, что война идет с прежним ожесточением, что большевиками взяты Екатеринбург и Тюмень, а бои идут на Тоболе, что из-за Урала, из Архангельска прибыли проездом в Омск по Аранецкой дороге пред­ставители Архангельского правительства, что по Оби приостановлено пассажирское движение, пароходы мобилизованы для военной надоб­ности, и многое другое...»

Настроение у Садовникова портилось — заметно по тональности дневниковых записей: «Насчет войны передают нерадостные вещи: гово­рят, что красные чуть ли не заняли уже Тобольск; говорят о необходимос­ти опять, как и зимою, прятать имущество по лесам и спасаться самим».

В дневнике появились строки, не относящиеся ни к научной, ни к разведывательной деятельности: «Мне было тепло, несмотря на легкую блузу и полумокрый брезентовый плащ: не догорала ли это жизнь, испуская последнюю накопившуюся в теле теплоту?»