Лопарев каялся, давил на жалость. В автобиографии от 25 декабря 1936 года всячески подчеркивал свои революционные заслуги: «...много раз представлялся к ордену «Красное Знамя», имею сведения о приказе РВС от 1928 г. о награждении именными часами, на севере существует колхоз имени партизана Лопарева... в февральскую революцию раздевал офицеров, в гражданской войне партизанил на Тобольском Севере — ликвидировал белых: колчаковцев и чайковцев... недостаточно вооруженный политграмотностью, просмотрел троцкистско-зиновьевскую группу в Обьрыбгресте...»
10 февраля 1937 года он пришел в окротдел НКВД и оставил там расписку: «При настоящем возвращаю карабин Маузера, купленный в 1922 году у Мрачковского. При предыдущей перерегистрации оружия он был мне оставлен до выяснения возможностей имения: в настоящее время в связи с тяжелыми подозрениями о моем участии в углановщине я считаю неудобным хранить карабин на дому. Вместе с ним я сдаю самодельные патроны».
Ничего не помогло. Ни заслуги, ни покаяния, ни обещания. 9 сентября 1937 года Лопарева арестовали в Тобольске, а 9 июля 1938 года расстреляли в Омске.
Следователей НКВД больше интересовал не характер отношений Лопарева с уже расстрелянными в Москве Мрачковским и Углановым, а тайна сокрытых на Тобольском Севере сокровищ Сибирского белого движения. К такому неожиданному выводу приходишь, профессионально оценивая следственное дело №2104, хранящееся в архиве Регионального управления ФСБ по Тюменской области. Это дело изучали многие местные публицисты[19]
.Но их больше волновала тема беззакония, поэтому они героизировали Лопарева, правда, в отличие от ранних его биографов (А. Б. Гамбарова, Н. В. Смехова, М. М. Никифорова, Б. А. Ухалея), по другим, не партийно-идеологическим мотивам.
То, что дело Лопарева фальсифицировано, ни у кого не вызывало сомнений. Меня занимало другое: почему обыски по его месту жительства в Тобольске (Ершовский переулок, 1) и в кабинете рыбхозстанции (улица Володарского, 3) были произведены 10 февраля 1937 года, то есть задолго до ареста? Сотрудник Тобольского окротдела НКВД Селиванов искал не оружие — в тот день Лопарев сам сдал «купленный у Мрачковского карабин Маузера», а «переписку, относящуюся к партизанскому движению». В протоколах обысков зафиксировано изъятие «415 листов» по первому адресу и «18 штук» (?) — по второму. Да на следующий день — 11 февраля — вскрыли денежный ящик рыбхозстанции и взяли оттуда «отрезанную от календаря 1936 г. книжку с адресами неизвестных лиц и мест, принадлежащую Лопареву».
У меня нет сомнений: Селиванов и его тобольские начальники действовали по команде из Омска. В своем выводе основываюсь на приобщенной к следственному делу записке от 2 ноября 1937 года начальника Тобольского окротдела Тарасова помощнику начальника 4-го отдела (секретно-политического.
Впервые Лопарева допросили не в Тобольске, а в Омске 14 июня 1938 года (через 16 месяцев (!)) — задавали вопросы о социальном происхождении, связях с эсерами в Тобольске, относящихся к марту — июню 1918 года, характере отношений с Углановым и Мрачковским.
О своем участии в партизанском движении Лопарев показал следующее: «При занятии осенью 1918 года Колчаком Сибири я работал инструктором Обь-Иртышского союза кооператоров. Как больной глазами я в армии Колчака не служил. В 1919 году осенью я организовал партизанскую группу из семи человек своих односельчан д. Самарово, которые в течение нескольких дней, пройдя от Самарово до с. Уват (400 км), превратились в партизанский отряд. В отряде я находился с ноября 1919 по март 1920 года. Штаб отряда располагался в г. Березов — расстоянием от г. Тобольска тысячу километров на север. В марте 1920 года я из отряда ушел работать инструктором Обь-Иртышского союза кооперативов. Отряд слился с частями красных и ушел на польский фронт». Все!
Через четыре дня Лопареву объявили об окончании следствия, а 9 июля расстреляли.
Создалось впечатление, что было другое, тайное расследование прошлого Лопарева, которое, в отличие от официального, не оставило никаких документальных следов.