Тайна синего фрегата

Бросив оставшиеся ягоды, Артем и Вовка поспешили на его зов. Тропинка была едва заметная, заросшая травой, но сомнений не оставалось — это была тропинка! Настоящая тропинка, которая куда-нибудь да приведет!

Мальчишки почувствовали невероятный прилив сил. Вовка тут же вернул себе все командирские полномочия:

— Вперед! Идем прямо, с тропинки не сворачиваем!

Виталик усмехнулся, но ничего не сказал. Пусть покомандует.

А Артему сейчас было все равно, кого слушаться, лишь бы идти домой. Он поспешил за Вовкой.

Тропинка петляла по кустам, шла вдоль оврагов, но не прерывалась. Наоборот, становилась все шире.

— Кажется, мы уже здесь были, — сказал наконец Виталик. — Я видел эту поломанную березу. Значит, тропинка сейчас выйдет на дорогу.

Виталик был прав: тропинка еще раз сделала петлю, обогнула поваленное дерево и привела к дороге.

— Ура! — в два голоса заорали Артем и Вовка.

Только Виталик не кричал. Он спокойно устанавливал направление, в котором нужно было идти в поселок. Впереди зашумела железная дорога.

— Туда! — уверенно произнес Виталик. — На шум поезда.

— Правильно! — обрадовался Артем. — Папа мне говорил, что в лесу нужно прислушиваться к железной дороге. Ее далеко слышно. В этом лесу практически нельзя заблудиться.

— Что же ты раньше молчал? — насмешливо поинтересовался у него Вовка. — Панику развел: заблудились, не знаю, где тропинка…

— Я забыл про железную дорогу! — улыбнулся Артем. — От страху! А тут еще Виталик со своими призраками!

— Ты что, серьезно веришь в этих призраков? — удивился Виталик.

— Не верю, конечно, но все равно… Жутко…

От мамы влетело здорово. Они проболтались в лесу без малого три часа. И про малину от Дмитрия Ефимовича мама тоже не поверила.

— Только не надо врать, — поморщилась она. — У Дмитрия Ефимовича не нашлось банки? Зачем складывать малину в кепки? Вы были в лесу. Я так и знала! Нет! На этом ваш отдых на даче заканчивается. Я не выдержу с такими оболтусами целых три дня! Завтра утром идем на электричку!

Вовка и Виталик тут же кинулись пропалывать маме грядки, но она нисколько не смягчилась. Решение возвращаться в город было твердым.

Виталика и Вовку разместили на диване. Артем улегся на раскладушке и долго не мог заснуть. Он думал о том, что больше всех испугался сегодня в лесу. И больше всех боялся призраков. Это не дело. Он уже не маленький. Вот Вовка с Виталиком ничего не боятся. Особенно Виталик. Всегда спокоен. А Вовка упрям. Таких никакими призраками не остановишь.

В чем же он, Артем, слабее их? Может, мама права — ему необходима хоть капелька упрямства?

И Артем решил: что бы ни случилось, какие бы призраки ни объявились, он доведет расследование до конца. Он узнает о пожаре в доме Берковского все, даже то, чего не знает никто на свете. Как он это будет делать, сейчас неважно. Просто нужно доказать себе и другим, что он не слабак, что он тоже может доводить дела до конца, что у него есть упрямство и спокойствие.

Артем повернулся к стене, с головой укрылся одеялом и, довольный своим решением, уснул.

* * *

Берковский оперся о подоконник и смотрел вниз, на шумную улицу.

— Не люблю Москву, — немножко виновато произнес он, оборачиваясь к Кувыркову. — Все куда-то спешат, торопятся, с кем-то раскланиваются, кому-то улыбаются… Это называется светская жизнь.

— Деловая жизнь, — поправил, улыбнувшись, Кувырков. — Нынче порядок диктуют люди деловые, вроде Степанова.

— Данила Григорьевич далеко пойдет, — согласился Берковский. — Дела он вести умеет. Я ведь и глазом не успел моргнуть, как подписал с ним контракт. — Берковский весело рассмеялся. — Теперь вот рукопись ему привез. Подборку рассказов. Ты читал?

— Да, — довольно равнодушно кивнул Кувырков.

— Ну, и как? Валентин, я очень дорожу твоим мнением!

— Талантливо, братец, талантливо! Что тут еще скажешь?

Кувырков раскурил трубку. Он сердился на самого себя: он никак не мог понять тайну, которая позволяла Всеволоду так расставлять слова. Только так, и никак иначе. Чтобы на глаза наворачивались слезы, чтобы хотелось смеяться, чтобы восторг охватывал каждый уголок души.

Кувыркову казалось, что Берковский пишет свои рассказы быстро, шутя, не думая мучительно о каждом слове, что его герои разговаривают легко и непринужденно, так, как говорят люди в жизни. Или это действительно влияние деревенской тишины?

— Сегодня ночью я дописал «Дальний маяк», — сказал Берковский. — Прочти последнюю главу.

Кувырков зашелестел листами. Сердце снова тоскливо сжалось. Он так не сумеет. Он не найдет таких слов. Он никогда не напишет такой сильной вещи. Никогда? Значит, Берковский талантливей? Значит, нужно расписаться в своей беспомощности?

«Ерунда! Глупости! Это обыкновенная удача. Такие удачи бывают у каждого. Моя последняя повесть ничуть не хуже его «Дальнего маяка». Ничуть не хуже. Ничуть».